Индиго - [20]

— Заплатишь мне? Издеваешься? Я вытягивала у него только на самолет да пиццу на Испанской лестнице.

— Нет, конечно, я должен заплатить тебе. Из выручки за недвижимость. Должен.

У нее от радости отвис подбородок.

— Эй! Уж не думаешь ли ты, что я подлая вымогательница?

— Можно считать это за согласие?

— Ой, это было бы здорово! Только нужно подумать, что делать с Билли.

И тут Джек услышал, как убеждает ее, что Билли можно взять с собой, что он уже достаточно большой, что ей следует захватить лэптоп и что Билли им не помешает. Он говорил, что, в конце концов, они — одна семья и что им следует проводить как можно больше времени вместе, чтобы наверстать упущенное. Вообще наговорил слишком много всякого, так что Луиза стала странно поглядывать на него. Но отказываться от поездки в Рим не собиралась.

Из аэропорта они поездом доехали до Термини, а оттуда на такси отправились прямиком во владения Чемберса. Одноквартирный дом находился в квартале таких же домов цвета охры на трехрядной улице в юго-восточной части города, между Колизеем и Аппиевой дорогой. Рим погружался в сумерки какого-то неопределенного — между синим и лиловым — цвета. Можно было вдыхать его, как аромат.

Они вошли внутрь. Громко звучал оркестр, из комнат неслось контральто и вечерним туманом плыло по дому.

— Разве тут кто-нибудь живет? — удивился Джек, ставя сумки на пол в передней.

— Ничего об этом не знаю, — ответила Луиза.

Джек посмотрел вверх, куда уходила лестница.

В доме было три этажа; он поскрипывал и пах сыростью. Настоятельно требовал ремонта и отнюдь не поражал убийственной чистотой, как чикагская квартира. Перила лестницы шатались. Синие обои с золотым рисунком, напоминавшим гербы, отстали в углах. Повсюду — лепнина, золотые листья, зеркала в пышных рамах, толстые, наполовину выгоревшие свечи в кованых шандалах. И ни единой картины на стенах.

Громкая музыка звучала из комнаты в нижнем этаже, из салона. Как был в пальто, Джек пошел проверить, но замер на пороге. Кто-то стоял в углу комнаты. Мгновенно включился его глаз полицейского, Джек тут же почувствовал: что-то в этой фигуре не то.

Джек по опыту знал о такой способности зрения, как широта охвата. Человеческий глаз движется быстро, слишком быстро, так что мозг не успевает осознавать все увиденное. Но в этом движении он выхватывает предметы в порядке строгой иерархии. Охватывая все, находящееся в комнате, в каждый последующий момент, глаз видит женщину раньше мужчины, человека раньше собаки, собаку раньше кошки, кошку раньше растения и растение раньше любого неодушевленного предмета. Все в четкой последовательности и в течение доли секунды. Джек знал: это непреложный закон.

Вот что насторожило Джека, остановило в дверях: на фигуре, притаившейся в углу, был смокинг и бабочка, но это он заметил в последнюю очередь. Кроме того, на ней были темные очки и берет.

— Жуть какая, — сказала Луиза, протискиваясь с Билли на руках в комнату мимо Джека. — Я на секунду подумала, что это живой человек.

Это был портновский манекен. Луиза потрогала прекрасную английскую материю смокинга, а Билли схватил берет и сорвал его с головы манекена. Сквозь трещину на разбитом темени виднелась вата.

— Чертовски голосистый тип! — заметила Луиза.

Джек промолчал. Он принюхивался. Пахло еще горячим свечным воском, но что более тревожило — так это слабый аромат, который он почувствовал, когда повернул ключ и вошел в дом. Вместе с запахом сырости он уловил нечто предостерегающее, запах, который у него всегда ассоциировался со страхом перед отцом. Он взглянул на Луизу.

Та крепче прижала к себе Билли и шагнула к стереосистеме, чтобы выключить музыку.

— Малер. Das Lied von der Erde[7] Одна из любимых вещей отца.

— Подожди меня здесь. Я проверю, что наверху.

Джек отсутствовал не больше двух минут.

— Никого, — сказал он, вернувшись, — Свет наверху не работает.

— Может быть, это уборщица оставила музыку включенной, — сказала Луиза, словно прочитав его мысли.

— Может быть.

— Конечно, незримое присутствие отца всегда сильно ощущалось. Надо бы немного прогреть комнату.

Одного возбуждения Билли было достаточно, чтобы прогнать призраков. Поскольку кругом в продуманном порядке стояли подсвечники, Луиза зажгла свечи в них, чтобы помочь тусклым электрическим лампочкам. Свечи наполнили комнату мягким оранжевым светом, и Луиза с Джеком принялись распаковывать сумки. Скоро аромат крепкого арабского кофе поднял им настроение. Джек обнаружил на кухне забитый бутылками бар. По-прежнему приглушенно звучал Малер.

— «Ich suche Ruhe fur mein einsam Herz», — продекламировала Луиза, — «Страждет покоя мое одинокое сердце».[8]

— Откуда ты так хорошо разбираешься в музыке?

— Думаю, это одна из вещей, которым он научил меня.

— И которым он никогда не учил меня, — сокрушенно сказал Джек. — Ты, кстати, обратила внимание — у него дома нигде нет телевизора? Ни здесь, ни в Чикаго. Кто в наше время, в нашем веке живет без телевизора?

— Он не переносил телевидения. В любом случае мы — в Риме. Кто, к черту, захочет тут пялиться в ящик? — Она вскочила на ноги. — Можем мы сделать ужасно банальную вещь? Пойти посмотреть Колизей ночью? Ты сказал, он рядом.