Иначе не могу - [5]

Мысли его вернулись к вчерашней беседе в горкоме у Силантьева. Сергея не удивили возражения работников управления, заведующих промыслами, мастеров подземного ремонта скважин. Он был готов к ним. Его предложение связано с хлопотами, а кто захочет взвалить их себе на шею в то время, когда нефтепромысловое управление, скрипя всеми административными суставами, еле тянет план? Но больше всего поразило резюме самого секретаря горкома, которого Сергей глубоко уважал за умение встать выше внутриведомственных дрязг, личных обид и во всем найти рациональное начало. Силантьев выразился коротко: «Прожектерский, непартийный, нехозяйственный подход к делу у вас, товарищ Старцев. На это мы пойти не можем». Сергей, недипломатических формулировок которого всегда побаивалось начальство, рубанул, как костыль вогнал в шпалу: «Удивительное дело! Я, беспартийный, предлагаю дело, сулящее большую выгоду, а вы, секретарь горкома, считаете его непартийным подходом к вопросам производства. Парадокс!» Воцарилось молчание. Отбросив растопыренной пятерней волосы, Сергей буркнул «до свидания» и ушел.

«А вообще-то горячиться не стоило…»

Размашистым шагом Старцев вошел в домик участка. Его ожидали мастера, старшие операторы. Он быстро отдал несколько распоряжений, подписал шоферам путевки и попросил задержаться своего ближайшего помощника, мастера по добыче Ефима Ивановича Тимофеева, низкорослого и всегда замкнутого человека. Тимофеев обычно отмалчивался, говорил при необходимости предельно короткими фразами. Дело свое знал твердо: все-таки двадцать лет, с самого начала разработки месторождения трудится здесь. Промысловое и управленческое начальство не переставало удивляться тому, как дружно работает этот странный дуэт — подтянутый, властный не по годам Сергей и вечно небритый, с тихим голосом и округлыми, осторожными движениями Тимофеев.

Сергей с грохотом пододвинул под себя металлический табурет и исподлобья уставился на Тимофеева.

— Выкладывай, Иваныч.

— С манифольдом[1], что ли? — тихо уточнил мастер.

— Да, да.

— Дык как… Стало быть, не видел или объезжать поленился. Ну, и порвал, конешно.

— Ты предупредил его?

— Как ты команду дал, так я, стало быть, и предупредил.

— Хорошо. Иди на двадцать четвертую скважину, понаблюдай, как монтируют румынскую качалку. Ребята неопытные, как бы чего не наворочали.

Мастер ушел. Сергей задумался. Утренней бодрости как не бывало. У него всегда портилось настроение, когда день начинался какой-нибудь неувязкой. Вот и сейчас. Клятый Степашин! Ну, погоди…

Когда он поднял голову, перед ним стояла невысокая девушка с живыми темными глазами, маленьким пухлым — было в нем что-то доверчивое — ртом. Отчаянно рыжая прядка выбежала из-под шали, на ресницах — бахрома не успевшего оттаять инея. «Новенькая, — понял Сергей. — Ромашова».

— Здрасьте, Сергей Ильич, — выпалила она.

— Привет, Ромашова. Любой, что ли, тебя зовут? Садись.

— Любой. Только мне садиться некогда…

— Садись. Начальство слушаться надо.

— У начальства свои дела, у меня свои, — дерзковато парировала она, однако примостилась на краешке стула.

— Как, освоилась на новом месте?

— Конечно.

— Трудновато, наверно. Район далекий, скважин — пропасть.

— Да не особенно. Я выносливая.

— Хочешь переведу в тридцать седьмой район? Будешь всего четыре скважины обслуживать. Теплая будка, приемник. Обойдешь за полчасика — и на боковую? А?

— Это еще зачем? — Любка даже отодвинулась от стола. — Не хочу я.

— Ну, вольному воля.

— Вы лучше тетю Настю поставьте. У нее ноги больные, ходить тяжело.

— Настю? — Сергей на минуту задумался. И в который раз упрекнул себя, что частенько забывает о незаметной, добродушной Насте с ее опухающими ногами. В сущности, абсолютно права девчонка…

— Сергей Ильич, я вот что спросить хочу: почему на восьми фонтанных скважинах такие большие штуцера?

— Как это почему? Чтоб нефти побольше…

— Да не нужны, они, Сергей Ильич, — с жаром возразила Любка. — Эдак мы их скоро на качалки будем переводить.

— Вот что… — Сергей усмехнулся. — Это уж наша забота, Любочка.

— Какая я вам «Любочка!» — вспыхнула девушка. — Я геолог.

— Вот как? — удивился Сергей. — Разве такие геологи бывают? — совсем некстати добавил он.

— Я ж Федоровский техникум кончила, а вы…

— В таком случае — извини.

— В сороковом районе подходы к скважинам замело пургой. Давайте бульдозер, — осмелев, потребовала Любка.

— Ух ты, какая… прыткая! — развел руками Старцев. И успокоил:

— Уже выслал, можешь не волноваться.

Сергей еще раз подивился своеобразию ее лица: над румяными, почти детскими в своей свежести щеками горели угольки черных глаз, на верхней губе — нежный пушок и, как язычок пламени — рыжая челка. И вдруг пришло озорное, трудно объяснимое желание разыграть ее.

— Какое милое дисгармоничное лицо у тебя… Сама рыжая, а глаза… Забавно, ты не находишь? И вся ты такая… миниатюрненькая… Тебе сколько лет — девятнадцать, наверно? Двадцать?

— Вы что, Сергей Ильич? — заботливо осведомилась Любка. — Не выспались?

— Погоди… Эволюция духовного становления… Одеть тебя в вечернее платье колоколом, черный тюльпан на грудь, перехватить запястье браслетами — есть, знаешь, такие браслеты со звездочками лунного камня — и привести куда-нибудь в роскошный трактир. Все чувихи попадают от зависти…