Имя и отчество - [7]
У меня как-то кубарем покатилось настроение — куда-то вниз… И я устало подумал, что ребятам, наверное, все это ведь надо — прятать собак, оберегать и менять тайник, таскать куски с ужина, и я им с этим шкафом только помешаю.
Только это со мной случилось, только я успокоился, как сразу же все и разрешилось совсем просто: бухгалтерша вдруг почему-то ушла, люди тоже, мы столкнули шкаф с плотины на камни, и никто даже не оглянулся на грохот.
Батыгин вечно пропадает, где-то у него знакомые, где-то у него дела, где-то он гость. Дома его видишь только вернувшимся или отправляющимся. Иногда приходят девушки, не наши, вежливо просят: «Батыгина позовите, пожалуйста». Но Батыги, конечно, нет. «Нам книжку передать». Девушкам здесь неуютно, и ни одному моему слову они не верят. Интересно, что он им там плетет про детдом? Почти каждый раз, когда иду в магазин, я вижу, как, пропарывая деревню, с ревом проносятся мотоциклисты, и с ними Батыга. Лицо от встречного ветра чеканное, а от скорости — целеустремленное. Иногда за его спиной вижу уже знакомую красную каску — директорская дочь. У нас пять мотоциклов, на ходу только один, и на нем Батыга никому ездить не позволяет. С этим, кажется, взрослые смирились; машина-то только потому и на ходу, что хозяин один, да и тратит Батыга на нее все свое свободное время, так что вроде заслужил.
Вдруг удивляюсь как где ни встречу ее, дочь директора (а встречаться она стала повсюду, как-то ее много стало), каждый раз она другая, надо почти заново узнавать. По себе сужу: если я изо всех сил добиваюсь какой-то цели и в то же время очень хочу скрыть ее, тоже и меня плохо узнают. Так и кажется, что все у тебя на лице написано, вот и меняешь маски. И себе же во вред, только выдаешь себя. А тут и вовсе нетрудно догадаться, ее цель, конечно, — попасться на пути Батыги. Впрочем, на территории она никогда не появляется, для нее это запретная зона, и я ее понимаю.
Вот сегодня иду утром на работу — еще нет семи; моя очередь делать общий подъем — стоит далеко перед воротами с каской в руках и ничего не может поделать с лицом. Это вижу впервые, и потому она другая опять. Наверное, что-то случилось. В шесть, скажем, условились ехать, а его все нет и нет. Зайти, пересечь линию ворот она не может. Когда теряют гордость, спасаются, наверное, кто как может, а она вот так — отчертила себе черту. В общем-то черта эта ничего уже не решает, но так она хоть может не прятать глаза, смотреть вовсе не потерянно.
А по спальне ходил злой Батыга и искал ключ зажигания. «Ты! — встряхивал, он чью-нибудь койку. — Лазил?» — «Да не лазил я никуда!» А ключ висел на шее Танюшина, и Батыга этого не видел. Забежал Валерка, самый наш маленький. «Кнопик! — спросил у него Батыга. — Ты ключа не видел?» — «А вон он!» — тотчас увидел и показал Кнопик, Да и правда же, не заметить никак, нельзя было: тщедушный Танюшин сидел развалясь на койке, выставив ключ на груди, и внимательно читал книгу.
— Где нашел? — спросил Батыга.
Танюшин сделал над книгой пальцами движение, абсолютно ничего не выражающее, просто показал, что вопрос он слышал.
— Надо же, а я все обыскал.
Танюшин прилежно читал.
— Борис Харитонович, зарядку в купальне будем делать? — спросил Батыга.
Странными бывают, наверное, не те истории, которые не сразу объяснишь, а те, которые ничем не кончаются. Как это я раньше не замечал Танюшина? Надо будет приглядеться к нему.
Заходит директор.
— Ты чего?
— Чего?
— Лежишь.
— Да так. Думаю, например, имею я право воспитывать? Или — ц!
— Ну, слушай!.. Даже не знаю, хороши это или плохо. Вот раньше просто было: где жратвы достать. Или ботинки. А мы, значит, о праве думаем. Ну-ну. Между прочим, я что зашел: у тебя тут есть участок, шесть соток, — как думаешь распорядиться?
— Участок?
— Шесть соток. Там сейчас чья-то картошка растет, но осенью можешь, например, саженцы посадить, мы привезем…
— Ах, уча-асток!.. Ну, господи, я что-то никак сообразить не мог.
— Ты не бросайся. Здесь не город. Не хочешь перелопачивать каждую весну под картошку — посади саженцы…
— Значит, просто было? Жратва и ботинки?
— Ботинки, да… Трудно тебе тут будет.
— Знаю. Мне уже трудно.
— Да нет, однако, не знаешь. Я за двадцать пять лет… Вот. А ты уж разбежался — знает он! За двадцать пять лет в авиации, например, жутко же что произошло, там это видно, а тут что? Тут и не видно и не на виду. Все думают: да кого там! Все по-прежнему, мол, «по Макаренко». Ни черта не по Макаренко. Я вот по секрету тебе скажу: ничего не понимаю. Я до войны слесарем был, вернулся с войны, пошел в исполком насчет работы, мне говорят, пойдешь в детдом директором? А я, мол, да вы что! А ничего, говорят, нам директор нужен, хоть временно. Пошел. Стопроцентная сиротность, ну и прочее, так сказать, на уровне времени: обуть-одеть не во что, жрать нечего, жить… У дома отдыха железнодорожников выторговали корпус, сверху сквозь проржавевшее железо течет, лежат вповалку, вши… Знакомая картина? Самая классика. Набили матрасы соломой, сходил к знакомому председателю колхоза, выпросил в долг мешок пшеницы, отволокли на мельницу, пекли… Тут кореец один жил, замечательный огородник, я ему часы трофейные отдал, говорю: командуй. Велел выкопать яму, туда навоз, мусор, провели от пруда воду и этой водой поливали. Каждую травинку руками. Урожай был — я те дам. С рынком у нас не очень сладилось, сдали мало, но все-таки… Я тебе скажу, развлечений было больше. Может, грешу, — веселья тоже. Ну не было ничего, не было!.. Бочка была; бочку закатишь в гору, напихаются в нее и-и… А на вторую осень поехали покупать одежду, на свои деньги, сами выбирали, примеривали, сами платили — праздник был. Теперь смотрю: стоят. Группа. Час стоят, два… Ничего не понимаю. В складу велосипеды пылятся, как чуть поломка — бросят; мотоциклы приобрели, покурочили на третий день — бросили, один, правда, возится еще; в спортзале гантели, штанга, снаряды, игры всякие… Стоят! Чего стоят? Зло иногда берет… Пальто перелицуешь — что ты, не наденет. Подавай новое, в эту, в талию, что ли… Но не в этом дело.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Многие читатели знают Ивана Васильевича Вострышева как журналиста и литературоведа, автора брошюр и статей, пропагандирующих художественную литературу. Родился он в 1904 году в селе Большое Болдино, Горьковской области, в бедной крестьянской семье. В 1925 году вступил в члены КПСС. Более 15 лет работал в редакциях газет и журналов. В годы Великой Отечественной войны был на фронте. В 1949 г. окончил Академию общественных наук, затем работал научным сотрудником Института мировой литературы. Книга И. В. Вострышева «Зимой в Подлипках» посвящена колхозной жизни, судьбам людей современной деревни.