Империя в прыжке. Китай изнутри... - [162]

)

Поэтому смена вектора национального экономического развития с хрестоматийного go global на прочно забытый go inside становится для китайского бизнеса трагическим событием.

Понятно, что снижение рентабельности хозяйственной деятельности станет системным шоком для всей китайской экономики; в частности, сравнительная (по сравнению с прибыльностью коммерческой деятельности) дешевизна государственного кредита сойдет на нет или, по крайней мере, снизится, что подорвет действенность государственного кредитования (и в целом государственной поддержки) как инструмента стимулирования экономического развития.

Экономическое развитие страны неминуемо замедлится, что вызовет провал привычно растущих потребительских ожиданий и рост социальной напряженности как в средних и высших слоях, привыкших непрерывно наращивать потребление, так и в социальных низах общества, надеющихся на выход из бедности, а то и кромешной беспросветной нищеты.

С другой стороны, «богатые плачут громче всех»: снижение рентабельности коммерческой деятельности неминуемо вызовет протест бизнеса, который будет качественно усилен ретранслированием его средним классом и интеллигенцией. А бизнес становится весьма значимой политической силой и сам по себе: в связи с обсуждением XVIII съезда КПК многократно отмечалось, что из его 2268 депутатов предприниматели составляли лишь 1 %, в то время как доля частного сектора в ВВП выросла за десятилетие втрое — с 20 % в 2002 до 60 % в 2012 году.

Это создаст серьезные социально-политические проблемы и требует превентивной реакции государства.

Негодование бизнеса, олицетворяющего стремление к эффективности (пусть даже и на уровне одной лишь фирмы, часто контрпродуктивное для общества) можно сдержать только активизацией стремления масс, включая средний класс и в особенности интеллигенцию, к справедливости.

Привлечение последних совершенно необходимо: именно они являются ключевыми факторами, определяющими в мирных условиях результат всякого принципиального общественного противостояния.

Средний класс, особенно в относительно бедной стране (а уровень жизни большинства китайцев, несмотря на все успехи, остается низким относительно развитых стран), влияет силой доступного примера: он олицетворяет собой привлекательное будущее, причем, что исключительно важно, не слишком отдаленное от жизни большинства стремящихся к нему бедняков. Оно осязаемо, понятно и достижимо: на него в принципе можно заработать, — и это «лидерство без барьера» превращает средний класс в коллективный пример для подражания, в, как правило, не осознаваемый, но бесспорный моральный авторитет.

Интеллигенция же является питательной средой, постоянно производящей и ретранслирующей идеи, которые затем, по-марксистски овладевая массами, становятся главными силами общественного развития (или деградации).

Сталин, расстреливая и запугивая интеллигенцию, одновременно выкармливал и выращивал ее, ибо понимал: этот социальный слой, вне зависимости от того, как к нему относиться, действительно является коллективным «инженером человеческих душ»: то, что сегодня шепчут на кухнях интеллигенты, завтра будет думать вся страна.

Для привлечения основной массы населения на свою сторону против корыстных интересов бизнеса, стремящегося любой ценой вернуть потерянные высокие прибыли, государство должно активизировать стремление к социальной справедливости — причем не только на риторическом, но и на сугубо практическом уровне повседневно принимаемых решений.

Однако средний класс и тем более интеллигенцию стремление к социальной справедливости скорее оттолкнет, чем привлечет: средний класс по своей природе склонен бояться, что его заставят делиться с бедными (и в этом отношении он уже является классическим буржуазным слоем, пусть даже и мелкобуржуазным), а интеллигенция, как правило, стремится прежде всего к индивидуальной свободе (в первую очередь самовыражения), а отнюдь не к хрестоматийному «благосостоянию для всех».

Поэтому пропаганда социальной справедливости и усилия по ее обеспечению должны сопровождаться (что и наблюдается на практике) борьбой с коррупцией как способа не только обеспечения самой этой справедливости, но и успокоения среднего класса: он будет понимать, что ресурсы для перераспределения в рамках обеспечения социальной справедливости будут отнимать не у него, а у коррупционеров, грабящих в том числе и его, так что его положения от этого улучшится, а не ухудшится.

Вторым вынужденным сдвигом в результате переориентации с экспортного и инфраструктурного развития экономики на ее развитие за счет внутреннего потребления является демократизация общественной жизни. Помимо того, что она является важным инструментом обеспечения социальной справедливости (и, с другой стороны, ее непосредственным проявлением), а также эффективным средством борьбы с коррупцией, демократизация совершенно необходима для привлечения интеллигенции на сторону государства против бизнеса, разочарованного снижением прибыльности при переносе центра развития с внешних на внутренние рынки. Более того: демократизация является важнейшим инструментом ограничения монопольных злоупотреблений бизнеса точно так же, как и инструментом ограничения коррупционных злоупотреблений чиновничества.