Империя - [76]

— Анна, а они нас точно не схватят? — со страхом спросила Юлия, глядя своими большими глазами на сестру.

— Не схватят. Я обещаю.

— А Мартин спасет нас? Он ведь не даст нас в обиду? — снова наивно спросила Юлия, и ее глаза заблестели от слез.

Анна не знала ответов на вопросы своей сестры, она лишь надеялась на чудо и, глубоко вздохнув, произнесла:

— Я люблю вас, сестренки мои, — с этими словами она медленно взяла их за руки и приподнялась с земли. В полусогнутом положении они трусцой стали пробираться через кусты к спасительному дереву, стараясь идти, словно кошки, без звуков и резких движений, аккуратно ступая по земле. Расстояние до солдат увеличивалось, а до спасительного дерева уменьшалось. Еще чуть-чуть, и все было бы кончено, ведь где умирает надежда, там рождается пустота. Но они шли вперед, не оборачиваясь, видя лишь заветную цель перед собой, до которой они должны были дойти любой ценой. И эта цель становилась с каждым шагом все ближе и ближе.

Достигнув высокого и раскидистого дерева, старшая сестра подхватила Агату, чтобы та залезла на него, но ее ручки не дотягивались до нижних ветвей.

— Ну же, постарайся, прошу тебя! — умоляла она сестру, чтобы та смогла зацепиться, но их попытки все никак не венчались успехом. Анна изредка посматривала в сторону солдат, которые беседовали с хозяином здешних полей. Это был Катон. Одни боги знали, как он ненавидит тех, кто выжил в Тевтобургском лесу, и будь его воля, солдаты уже давно бы нашли бедняжек. Но сейчас Катону оставалось лишь оправдываться и объяснять, что он ни в чем не виноват и никого не видел у себя на поле — никаких врагов государства. После очередной неудачной попытки Анна решила залезть первой и подтянуть за собой сестер, но руки ее не слушались и скользили по коре, влажные от пота и слабые от страха. Треск и подергивание веток сделали свое страшное дело: услышав шелест, солдаты обернулись на звук и без лишних раздумий кинулись к беглянкам. Увидев это, Анна отчаянным рывком подтянулась и наконец-то забралась на нижнюю ветку.

— Дайте мне руки! Скорее! Я помогу вам! — испуганно и обреченно прокричала она своим сестрам. Те, перехватив озабоченные взгляды Анны, обернулись и увидели, что к ним приближаются солдаты. В ужасе обе девочки запрыгали под деревом, протягивая свои ручки к сестре и крича:

— Не бросай нас! Не бросай! Возьми нас к себе! Анна, помоги нам! Спаси нас!

— Я не брошу вас! Клянусь! Я вас не брошу и не оставлю! — со слезами на глазах говорила она, пытаясь схватить за руки то одну, то другую. В какой-то момент ей удалось поймать Юлию, но, начав подтягивать ее, она сама упала на землю. Больше бежать было некуда: забор, который был слишком высок, не давал шанса на спасение, а дерево оказалось неприступным для младших сестер.

— Ну что, добегались, маленькие сучки?! И куда вы, дуры, надеялись улизнуть?! — злобно проговорил Гай, опираясь от усталости на колено. Немного отдышавшись, он бросился на Анну и, повалив ее на землю, начал рвать на ней одежду. — Держи-ка тех малявок, Герман! И отведи их подальше! А я пока позабавлюсь с этой стервой!

— Не трогай меня, скотина! Тварь! Мартин тебя прикончит! Убери руки, грязное животное! — Анна из последних сил пыталась отбиться от мерзавца.

— Не трогай ее! Отстань от моей сестры! — отчаянно набросилась на Гая Юлия, изо всех сил стуча по нему маленькими кулачками.

— Да отвали ты! — оттолкнул ее рукой Гай. — Да что ты стоишь?! — обратился он к своему помощнику. — Убей их, чтобы они нам не мешали! Ну же, что замер?! Давай, прикончи их! — заорал он на Германа.

— Гай, они же дети!

— Пасть закрой! Сука, не сделаешь это, я тебя с ними прикончу! Давай, не мешкай, они не дети, они паразиты той шлюхи!

Герман схватил за шиворот двоих малышей и оттащил их в сторону, поглядывая, как его друг развлекается с их старшей сестрой. Малышки беспомощно барахтались в его руках, как котята, которых мать несла за шкирку. И тут, улучив момент, Юлия вывернулась и вытащила из ножен солдата кинжал и тут же загнала его ему в ногу. Герман издал невнятный рык и, посмотрев на рану, из которой хлестала кровь, отшвырнул обеих девочек в сторону с такой силой, что те плашмя ударились об ограду и упали на землю, не в силах подняться.

— Сука-а-а! Маленькая дрянь! Проклятое мерзкое существо! — заорал солдат, вынимая дрожащей рукой из ноги нож и зажимая рану рукой. — Гай! Эта тварь мне ногу раскромсала! — крикнул он своему приятелю, но ответа так и не дождался — тот был слишком увлечен своим мерзким делом.

Пересиливая боль, хромая, он подошел к детям и, крутя нож в руке, злобно, с обезумевшей яростью в глазах сжал оружие так, как будто перед ним стоял такой же воин. Схватив Агату за волосы, он прижал несчастного ребенка к забору и резким движением нанес ей удар такой силы, что кинжал, пройдя сквозь плоть, пробил дерево и вышел с обратной стороны злополучной ограды. После этого он схватил Юлию, которая от увиденного стояла уже ни жива ни мертва и лишь хлопала своими детскими глазенками, не веря в то, что с ними происходит. Герман выхватил из ножен меч и нанес ей удар, который пришелся вскользь из-за того, что Юлия отшатнулась назад и, завалившись, исчезла в густой траве. Сделав шаг вперед, солдат увидел обрыв, заросший луговой травой, а внизу, в промытой ложбине, ручей, в который, должно быть, упала девчушка. Герман осмотрел низину, но ничего не обнаружил.