Империя - [216]

— Я отдал его Маркусу, — сухо бросил Луций.

— Поистине мудрое решение. Кто, как не Маркус, достоин этого больше других? Ты не только храбр, генерал, но и умен.

От этих слов голова у Луция закружилась, в ушах зазвенело. Ему на мгновение показалось, что этот толстяк знает правду и просто издевается над ним. В глазах начало темнеть, и вот уже он вновь видит, как Сципион идет по мраморному полу: шаги глухие, по-военному четкие, на руках Юлия. Он переводит взгляд и замечает мертвое лицо лежащего на полу Ромула. Тот внезапно открывает глаза и смеется…

Луций вздрогнул и уронил мясо. Асмодей что-то говорил, не глядя на генерала, но Луций его не слышал.

— Цезарь приглашает тебя к себе, благородный и храбрый Луций Корнелий, — голос толстяка наконец-то пробился в его сознание. Асмодей повернулся и немного удивился растерянному, бледно-землистому оттенку лица генерала. — Тебе нужно отдохнуть после плавания. Оно утомляет, я знаю. А затем Тиберий будет ждать тебя во дворце. Марк, кстати, тоже придет туда: он очень хочет встретиться с тобой.

Асмодей хлопнул Луция по плечу своей пухлой ладонью. Его поросячьи глазки смеялись, несмотря на то, что лицо выражало задумчивость и понимание. Он слегка кивнул головой и, не дожидаясь ответа генерала, ушел, с трудом унося свое грузное тело на толстых коротких ножках.

* * *

Большое круглое помещение украшали по периметру резные скульптуры богов и древних героев. По стенам расходились росписи и мозаики. Весь зал был отделан дорогим разноцветным мрамором, а окна и двери выполнены из редких сортов дерева с бронзовыми вставками, начищенными так, что в них можно было увидеть свое отражение. Посреди зала находился бассейн, в котором лежал Луций. Его лицо накрывало влажное и теплое белоснежное полотенце, вокруг пахло благовониями, на воде монотонно покачивались лепестки роз. Генерал иногда вздыхал и потягивался, отчего звук потревоженной воды эхом проносился по помещению, тысячекратно отражаясь от идеально гладких стен.

— Знаешь, как называют тебя германцы? Ма-а-ра-а! — произнес Германик синими губами мертвеца.

Луций вздрогнул и поднял руку. Вода потекла с нее вниз, и обильные капли ударились о теплую гладь бассейна. «Кап-кап-кап-топ-топ-топ», — звук падающей воды сменился четкими шагами Сципиона, несущего на руках Юлию. И снова: «Кап-кап-кап», — теперь уже капли крови разбивались о пол. Луций что-то мычал под полотенцем, вода в бассейне дрожала и качалась.

— Мара. Бог хаоса и беззакония, зло, пожирающее человеческую сущность, — тихо отчеканивал каждое слово мертвый племянник Цезаря на ухо Луцию.

— Нет… Нет… Я всего лишь хочу справедливости… Нет… — крутя головой из стороны в сторону, шептал генерал под полотенцем.

— Я говорил: не трогай орлов! Я говорил! — медленно поднялся из бассейна призрак Вара: сначала над водой показались его волосы, затем глаза. Он произносил слова, булькая и вдыхая в себя воду, отчего его голос становился дребезжащим и особенно страшным. Луций чувствовал его холод, но боялся снять с лица полотенце. Он уже не понимал, сон это был или реальность.

— За что ты убил моего сына, Луций? За что? — голос Ливерия, голос из детства прозвучал рядом, совсем близко.

— Луций, друг мой, разве я не был тебе предан? За что ты так поступил со мной? — Ромул подходил все ближе и ближе.

Перед генералом проплывали тысячи распятых и казненных, тысячи глаз, сверлящих его ненавидящими взглядами, тысячи ртов, проклинающих его. Вдруг мертвое тело друга наклонилось над ним и протянуло руку к теплому полотенцу. Луций замер в оцепенении, все мышцы напряглись. Ромул улыбался ему синим лицом, на его горле четко виднелся след от веревки. Он взял полотенце за край и начал медленно стягивать. Луций вскочил, словно распрямившаяся пружина, схватил мертвеца за грудки и сбросил в бассейн. Тот задергался. Брызги полетели в разные стороны. Ромул пытался вырваться, но Луций всей массой прижал его ко дну, от напряжения вены на его теле вздулись.

— Ты предал меня, сукин ты сын! И теперь ты мертв! Ты мертв! Вы все мертвы! А я жив! Я — власть! Я — власть и справедливость! Я не позволю никому встать у меня на пути! Это моя мечта! Моя мечта! Ты предал не только меня, но и мою мечту! — впиваясь руками в тело друга, орал он что было силы.

Затем Луций рванул тело из воды и в ужасе замер.

— Нет. Нет, нет, нет! Н-е-е-ет! — его истошный крик, казалось, взорвет мрамор. — А-а-а-а-а! Нет! Мария! Нет! — на его руках лежало обмякшее тело девушки с запрокинутой назад головой. — Прошу, нет! Нет, это не я! Нет! Ну как же так, а?! — Луций вытащил ее из бассейна и положил на бок. — Мария, Мария! Нет! — его руки тряслись, а по щекам текли то ли слезы, то ли капли воды с мокрой головы. Он нервно ползал вокруг возлюбленной, завывая и боясь к ней прикоснуться. — Прошу, прошу, не умирай! Прошу! А-а-а-а… — генерал подхватил ее на руки, беспомощно кружась и прижимая ухо к ее груди. Она не дышала. — Меня! Меня заберите! Меня! — взвыл он так, что от его крика прогнулись и задрожали стены.

Луций упал на колени, выдохнул густой теплый пар изо рта и только теперь понял, что вокруг него стало невероятно холодно. Он смотрел, как ресницы Марии покрывались инеем, а ее мокрые и мягкие волосы твердели. Вода в бассейне стала с треском кристаллизоваться и вскоре облачилась в лед. Из-под входной двери, сочась сквозь узенькую щелочку, заструился черный туман и потянулся к генералу, образуя силуэт, похожий на человеческий. Луций зажмурился.