Империя Ч - [14]

Шрифт
Интервал

Владычица, процокав копытами гэта между столов, влепила девчонке тяжелую подзатрещину. Девочка вновь согнулась над сямисеном. Безумная музыка наполнила дымный зал. Полумрак, дрожанье огней. От курильниц к потолку взбирался дым, виясь усами лимонника. Как накурено-то. И снежный ветер из настежь распахнутой двери — не спасает. Нечем дышать.

Я рванула на груди ворот кимоно. Белокурая Нора, девушка с Испанской Реки, подмигнула мне.

Худо тебе, душка Лесико? Выпей! На, глотни скорей! Эй! Слышишь! Да куда ты глядишь! Эй!

Испанка тут одна правильно произносила мое имя.

Я не приняла стакан, трясшийся в протянутой ко мне Нориной руке.

В проеме раскрытой в ночь двери стоял человек с котомкой за плечами.

Я обшарила его глазами и наткнулась на его глаза. Все завертелось передо мной в бешеном танце.

— Э-о-эй, Титоси, а ну-ка нам танец вжарь! Сейчас пригласим из номера, от Микимото, искусницу Чжэнь, пусть подыграет тебе на ситаре!

— Танец! Танец! Танец! Танец!

Все завопили, как сбесились. Все хотели танец. Всем приспичило попрыгать. Ну и я туда же. Я станцую. С незнакомцем. Вот он пристально глядит на меня. Вот скидывает со спины дорожный мешок, медленно кладет на пол. У него бритая голова, да не долыса, как у ламы в оранжевом плаще. У него жесткие черные глаза. У него широкие скулы — может, он челюстями орехи со скорлупой мелет. Он худой и поджарый, как рыба, что выловили и поджарили на раскаленном железе тут же, на берегу. У него под рубахой, под штопаной курткой матроса ходят, играют, как рыбы, жадные, жестокие мышцы. Я глядела на его босые ноги.

Они стали мне вдруг такими родными, эти ноги. Мне захотелось налить в таз горячей воды, встать на колени, взять кусок синего мыла и вымыть, вымыть дочиста ему эти ноги. Каждую складку кожи, каждый палец, косточку, сухожилье — растереть пальцами, размять, гладить, гладить, благословлять, тихо выть. И целовать. Целовать. Эти ноги. Вот эти, эти ноги.

Вот он идет от двери ко мне, ко мне. Да ведь ко мне же он идет!

— Титоси! Яростней! Ты что, рису мало жрешь! Не в коня корм! Дери струны! Дери! Бей по ним кулаком! Бей! Жми! Порви их к черту! Танец! Танец!

Все повскакали со стульев, с ковров. Ребенок терзал сямисен, бил по нему. По лицу Титоси текли слезы. Господи, вот она, музыка. Мучают ребенка ни за что ни про что, и это называется здесь, у них, весельем. Я никогда не привыкну тут жить. Никогда. Никогда.

Почему он идет прямо ко мне! Зачем!

Вокруг меня бились в танце люди. Бешенствовали. Я поняла, что уже все пьяные. Уже все напились. Разнуздались. Кони. Лошади. У, храпящие рыла, косящие глаза. Вытаращенные белки. Восток. Я на Востоке. Я никогда больше не увижу полей, стогов сена, синей, до боли широкой реки, искрящейся на Солнце всеми сокровищами здешней проклятой, леший ее задери, Голконды. К черту Голконду. К черту Иокогаму. К черту этот притон. Вот идет ко мне гость, и я должна буду тешить его за пять, семь медных чешуй. А если он мне — родной?! А в родной реке я рыбу сетью с отцом ловила; и рыба вся сверкала золотою чешуей; в родной реке я плыла, смеясь, ложилась на воду на спину, раскидывала руки и глядела на Солнце. Там, в родной реке, я могла глядеть на Солнце. А здесь — не могу. Здесь Солнце лазаретным нашатырем пахнет. Рвотной рисовой водкой. Уж лучше сожрать с костями ядовитую фугу и сдохнуть. Чтоб забыли тебя. Чтоб никто не вспомянул никогда.

Он подошел ко мне, поднял руки…


…ты подошел ко мне, поднял руки и положил мне на плечи. Я озиралась вокруг смущенно. Я боялась заглянуть тебе в глаза. Я впервые видела, как у нас, в Веселом Доме, грязно и смрадно. А ведь Кудами велит мыть всю обстановку и полы по сто раз на дню.

— Почему ты не глядишь на меня.

Шорох. Шепот. Голоса не было. Был шелест листьев, осенних, мертвых, летящих по снегу, над зимней землей.

— Потому что мне страшно поглядеть еще раз на тебя. Потому что если я погляжу на тебя, я умру.

— Отчего ты умрешь. Ты не умрешь. Ты не умрешь никогда. Ты красива. Красивые не умирают.

— Что ты врешь. Где ты научился так складно врать. Так красиво. На корабле. Ты моряк. Ведь верно, ты моряк.

— Откуда ты знаешь. Ты все чувствуешь. Да, я моряк. Я матрос. Мой корабль взорвали. Я русский.

— Я тоже русская. Вот чудо.

— А почему у тебя раскосые глаза? Ты тоже складно врешь. Ведь мы с тобой говорим сейчас по-яматски.

Вместо слов сыпались листья. Валил изо ртов снег. Летели зерна, потоки снега. Они обдавали нас холодом, мятным и жестоким морозом. Мы, двое русских, в грязном притоне говорили по-яматски о самом важном, не произнося о важном ни слова. Голоса летели навстречу друг другу мертво и безразлично. Сшибались. Разлетались опять. Сходили на нет. Нет. Нет. Ничего этого еще нет. Не было. И не будет никогда. Господи, сделай так, чтобы всей моей будущей жизни не было. Я хочу умереть так: в его руках — здесь и сейчас. И, о Господи, я же еще не гляжу на него.

— Погляди на меня. Прошу тебя.

— Нет!

Мой крик отдался в грязных, до потолка протянутых, как руки, зеркалах. Он схватил меня за плечи. Мои глаза взбросились вверх, два листа, взметенные диким ночным ветром. Лимонником, усиками женьшеня вился, восходил ввысь от курильниц душистый, нежный дым.


Еще от автора Елена Николаевна Крюкова
Коммуналка

Книга стихотворений.


Аргентинское танго

В танце можно станцевать жизнь.Особенно если танцовщица — пламенная испанка.У ног Марии Виторес весь мир. Иван Метелица, ее партнер, без ума от нее.Но у жизни, как и у славы, есть темная сторона.В блистательный танец Двоих, как вихрь, врывается Третий — наемный убийца, который покорил сердце современной Кармен.А за ними, ослепленными друг другом, стоит Тот, кто считает себя хозяином их судеб.Загадочная смерть Марии в последней в ее жизни сарабанде ярка, как брошенная на сцену ослепительно-красная роза.Кто узнает тайну красавицы испанки? О чем ее последний трагический танец сказал публике, людям — без слов? Язык танца непереводим, его магия непобедима…Слепяще-яркий, вызывающе-дерзкий текст, в котором сочетается несочетаемое — жесткий экшн и пронзительная лирика, народный испанский колорит и кадры современной, опасно-непредсказуемой Москвы, стремительная смена городов, столиц, аэропортов — и почти священный, на грани жизни и смерти, Эрос; но главное здесь — стихия народного испанского стиля фламенко, стихия страстного, как безоглядная любовь, ТАНЦА, основного символа знака книги — римейка бессмертного сюжета «Кармен».


Безумие

Где проходит грань между сумасшествием и гениальностью? Пациенты психиатрической больницы в одном из городов Советского Союза. Они имеют право на жизнь, любовь, свободу – или навек лишены его, потому, что они не такие, как все? А на дворе 1960-е годы. Еще у власти Никита Хрущев. И советская психиатрия каждый день встает перед сложностями, которым не может дать объяснения, лечения и оправдания.Роман Елены Крюковой о советской психбольнице – это крик души и тишина сердца, невыносимая боль и неубитая вера.


Красная луна

Ультраправое движение на планете — не только русский экстрим. Но в России оно может принять непредсказуемые формы.Перед нами жесткая и ярко-жестокая фантасмагория, где бритые парни-скинхеды и богатые олигархи, новые мафиози и попы-расстриги, политические вожди и светские кокотки — персонажи огромной фрески, имя которой — ВРЕМЯ.Три брата, рожденные когда-то в советском концлагере, вырастают порознь: магнат Ефим, ультраправый Игорь (Ингвар Хайдер) и урод, «Гуинплен нашего времени» Чек.Суждена ли братьям встреча? Узнают ли они друг друга когда-нибудь?Суровый быт скинхедов в Подвале контрастирует с изысканным миром богачей, занимающихся сумасшедшим криминалом.


Врата смерти

Название романа Елены Крюковой совпадает с названием признанного шедевра знаменитого итальянского скульптора ХХ века Джакомо Манцу (1908–1991), которому и посвящен роман, — «Вратами смерти» для собора Св. Петра в Риме (10 сцен-рельефов для одной из дверей храма, через которые обычно выходили похоронные процессии). Роман «Врата смерти» также состоит из рассказов-рельефов, объединенных одной темой — темой ухода, смерти.


Русский Париж

Русские в Париже 1920–1930-х годов. Мачеха-чужбина. Поденные работы. Тоска по родине — может, уже никогда не придется ее увидеть. И — великая поэзия, бессмертная музыка. Истории любви, огненными печатями оттиснутые на летописном пергаменте века. Художники и политики. Генералы, ставшие таксистами. Княгини, ставшие модистками. А с востока тучей надвигается Вторая мировая война. Роман Елены Крюковой о русской эмиграции во Франции одновременно символичен и реалистичен. За вымышленными именами угадывается подлинность судеб.


Рекомендуем почитать
Рассчитаемся после свадьбы

Леся всю жизнь справляется со своими проблемами в одиночку, не ожидая никаких даров от судьбы. У нее отлично получается – она растит детей, зарабатывает деньги… В общем, крутится как белка в колесе. И, конечно же, как всякая женщина, мечтает о личном счастье… Много ли женщине нужно? Всего лишь любящий мужчина. И наконец Леся встречает его! Она любит и любима. Она счастлива. И не важно, что друзья сомневаются в искренности чувств ее избранника, и не важно, что судьба подает знаки об опасности, – Леся привычно верит только себе, не понимая, к какой катастрофе стремительно приближается.


Curacao-blue

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Экстремальная любовь

Молодой парень приезжает учится в большой город. Влюбляется в своенравную и дерскую девушку. Из-за нее попадает в трудности. Любит ее до безумния и ради нее порвет любого. Любовный роман. Присутствуют сцены эротики, насилия и перестрелок.


Без жалости

Сколько семейных тайн годами хранится в темных уголках старинного дома?Как связаны они с загадочным убийством, произошедшим неподалеку?Почему с этой минуты жизнь хозяйки дома превращается в кошмар?..Ей нужны защита и помощь. А помочь, похоже, может только один человек. Сильный, опасный мужчина, способный и защитить ее, и погубить без жалости.Ему надо довериться. Но… как ему поверить?..


Ожившие фантазии

Юстиния Олдридж одинока и пишет книги о странных, а подчас и жутковатых вещах. Мужчины уже давно не входят в ее «башню из слоновой кости» — после измены мужа, теперь уже бывшего, она раз и навсегда перестала им доверять. Но однажды в ее спокойной одинокой жизни начинают происходить странные вещи: она встречается в реальном мире с героями своей книги-страшилки и получает анонимные письма с выдержками из этого произведения. Кроме того, она знакомится с мужчиной, который, как ей кажется, может изменить ее жизнь к лучшему.


Самая опасная игра

За ней, оказывается, давно следят, телефон прослушивается, а дом с того дня, как пропал отец, нашпигован «жучками». Кэтрин звонит сослуживцу отца, и в ее жизни появляется Девлин, — чтобы, стало быть, защищать, охранять, спасать ее.Сначала этот натренированный исполин, лучший агент секретной службы МИ-99, раздражает, да просто бесит ее, не давая и шага ступить без надзора. Кэтрин даже пытается убежать от Девлина. Впрочем, безуспешно… Но потом она уже не понимает, как жила без него все эти годы и как будет жить, если он не вернется.