Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [8]

Иное, требующее погружения вглубь истории и более беспристрастное с политической точки зрения объяснение разницы между гегемонией и империей — это пример превращения Делосского афинского морского союза в афинскую талассократию. Первоначально морской союз подразумевал коалицию, направленную против персидского доминирования на западном побережье Малой Азии и на пространстве Эгейского моря, в котором все партнеры обладали равными правами. Конечно, с самого начала их вклад был разным: некоторые лишь платили деньги, другие направляли несколько кораблей, однако базовый военный флот неизменно приходил из Афин11.

Существовавшая на деле неравнозначность вкладов и возможностей повлияла на внутреннее устройства союза, который все более превращался из тууецсл^а в «РХП[9]: из преобладания получилось владычество12. Афины назначали главнокомандующего и казначея союза, они определяли величину вкладов, доминировали в коммерческом суде и добились того, что их власть и влияние распространились на все входящие в союз области. Вдобавок они держали гарнизоны в городах партнеров по союзу и тем самым оказывали влияние на их внутренние дела. Наконец, они перенесли казну союза из Делоса в Афины, заставили приносить присягу на верность, но не «Афинам и их союзникам», а «народу Афин», и передо- жили право решения вопросов войны и мира с собрания союза на афинское народное собрание. Из гегемонии родился деспот, как об этом заявляли коринфяне, когда они вступали в Лакедемонский союз для войны с Афинами13.

Новое позиционирование себя Соединенными Штатами в рамках «Запада» хорошо рассматривать на фоне превращения Делосского афинского морского союза в афинскую талассократию. Ни по территориальным масштабам, ни по продолжительности существования Афины не были настоящей империей, однако многие элементы имперской политики здесь можно наблюдать, как под лупой, — не в последнюю очередь потому, что этот ход развития событий был образцово описан школой историка Фукидида. В связи с этим речь об афинском морском владычестве заходит всякий раз даже несмотря на то, что он лишь отчасти вписывается в общее понятие империи.

Наконец, в-третьих, империю следует отграничить и от того, что с XIX века называлось империализмом. Разница между теориями империи и теориями империализма позволяет для начала отказаться от всех оценочных перспектив, как и от всех теорий империализма, и аналитически взглянуть на необходимые имперообразующие действия. Кроме того, концепция империализма и связанные с ней теории принципиально рассматривают становление империй как процесс, развивающийся от центра к периферии, предполагая однонаправленность развития, которая при изучении реально существующих империй является скорее препятствием.

Империализм подразумевает существование некой воли к империи; неважно, возникает она из политических или экономических соображений, — она и является решающей, если не единственной причиной образования мировых империй. На другой концепции основан знаменитый афоризм английского историка Джона Роберта Сили, который в 1883 году заявил, что Британская империя появилась «in a fit of absence of

mind»[10], то есть в момент рассеянности14. Именно своей стратегической однобокостью—а Сили хотел таким образом призвать к сознательной империалистической политике, так как опасался, что вскоре Британская мировая империя будет разорвана новыми великими державами, США и Россией, — эта формулировка показывает, в какой степени теории империализма переоценивают целеустремленность и осознанность действий участников игры, тем самым запутывая историю возникновения империй. Grand strategy[11] едва ли может быть положена в основание строительства империи. Большинство империй обязаны своим существованием определенному сочетанию случая и разовых решений, которые зачастую еще и принимаются персонами, не обладающими для этого достаточными политическими правами. В этом контексте почти все империи возникли «в момент рассеянности».

Взгляд на центр, который доминирует в империалистических представлениях, должен быть дополнен взглядом на периферии — на тамошний вакуум власти и экономическую динамику, на просьбы о вмешательстве в региональные конфликты подчиненных и на решения ответственных на местах. В формуле «империя по приглашению», которая в последнее время стала использоваться для обозначения расширения американской сферы влияния15, следует искать в первую очередь выражение инициирующей функции периферии при возникновении империи. Без сомнения, бывает и имперская динамика, направленная из центра к периферии, все далее расширяющего управляемую территорию; при этом, однако, следует отметить исходящий от периферии втягивающий импульс, который также ведет к распространению сферы владычества. Какой из двух эффектов действует сильнее, можно определить лишь от случая к случаю. В то время как теории империализма предполагают, что важнейшей является динамика центра16, здесь мы будем исходить из того, что пристальное наблюдение за периферией важно не только в отношении империй прошлого, но и для анализа американской политики последних десятилетий.