Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [30]

В течение первой фазы вопрос затрат и приобретений остается на втором плане: либо экспансия сама по себе приносит

больше, чем она требует ресурсов, либо же утешаются ожиданиями будущих выгод. Это сменяется переходом к фазе консолидации. Если империя не хочет пережить государственное банкротство или же потерпеть крушение из-за внутреннего сопротивления имперскому бремени, она должна перейти от воображаемого к фактическому равновесию, и это, как правило, означает, что стоимость владычества следует понизить. Самый простой способ заключается в более мощном использовании политических и идеологических ресурсов; прежде всего идеологические рычаги оказывается куда дешевле создавать по сравнению с рычагами военными. И уже поэтому влияние первых нарастает, как только империя выходит к пределам своего расширения, и всякий следующий шаг должен будет привести ее к «империалистическому перенапряжению»2.

Майкл Дойл обозначил переход империи от экспансионистской к консолидирующей фазе как «августовский барьер»3. Здесь он обращался к тем глубоким реформам, которые предпринял император Август, когда избавился от последних своих конкурентов в битве при Акции (31 г. до н. э.). В результате Respublica Romana окончательно превратилась в Imperium Romanum[46]4. На этом рубеже потерпели крушение многие великие империи. Таким образом, переход от фазы экспансии к фазе консолидации принадлежит к числу важнейших этапов в истории империи и поэтому заслуживает особого внимания.

Империи возникают либо в результате силового захвата, либо вследствие экономического проникновения. Соответственно, вполне можно отличать имперские порядки, включающие в себя непосредственные владения (классические «мировые империи»), от тех, которые основываются на торговых структурах и на контроле за некой «мировой экономикой». Оба этих типа империй в чистом виде встречались в мировой истории достаточно редко. Почти все мировые империи имели и глобально-экономические компоненты, особенно если они существовали продолжительный период. С другой стороны, едва ли могла быть мировая экономика, которая бы долго оставалась без властных политических элементов.

Переход через «августовский барьер», как правило, заключается в том, что имевшиеся торговые структуры дополняются элементами господства, а на покоренных пространствах, соответственно, начинается экономическое взаимопроникновение. Крушение же мировой империи в большинстве случаев сопровождается крахом связанной с ней экономики. Так, после крушения Римской империи на Западе торговля между ее бывшими регионами стала спадать, большие города опустели, и подавляющее большинство населения теперь вновь жило за счет простого сельского хозяйства5. Совершенно так же распад Советского Союза привел к краху экономической системы, где доминировали Советы, что имело далеко идущие последствия для стандартов жизни людей как в центре, так и на периферии. Постепенный закат Британской империи не имел более глубоких последствий для мировой экономики потому, что США сразу же переняли те функции, которые до того выполняли британцы. Конечно, можно считать биржевой крах 1929 г. тем кризисом, который сопровождал этот переход.

Таким образом, если даже невозможно полностью отделить друг от друга захваченное и экономическое пространства, все же уместно обозначить оба друг относительно друга. Причем в фазе становления империи они различаются куда заметнее, нежели на высшей стадии распространения имперской мощи. В классических огромных империях область владычества возникает раньше, чем единое экономическое пространство, в большинстве же европейских империй Нового времени было как раз наоборот. Эта основанная на ходе развития больших империй типология уже давно

дополнена структурным различием между континентальными и морскими империями: первые возникают за счет расширения подвластных пространств, а вторые ведут экс- пансию в форме интенсификации и дальнейшего распространения своих торговых связей. Здесь через некоторое время также можно наблюдать установление переходных и смешанных форм, чтобы с помощью них обеспечивался товарообмен, или же, если вследствие политических конфликтов торговые структуры разрушаются и имперский центр вмешивается, чтобы восстановить их и обеспечить им охрану на своих просторах.

Перечисленные четыре источника власти при образовании империи играют, разумеется, не одинаковую роль, и так остается вплоть до высшей точки распространения имперской мощи. Безусловно, дефицит хотя бы одного из четырех факторов имеет в целом негативные последствия для империи: она отчаянно стремится компенсировать это за счет других факторов, что дорого обходится, а кроме того, внутриимпер- ский властный баланс оказывается постоянно выведенным из положения равновесия. Так, царской России, Османской империи и Испанской мировой империи не удалось развить экономическую мощь в той же мере, что и военную, что привело либо к рано начавшемуся ослаблению империи, либо к катастрофическому разрастанию военного аппарата. Seaborn empires португальцев и нидерландцев, напротив, были не в состоянии поддерживать соответствующую их экономике военную и политическую мощь, и спустя некоторое время они были оттеснены на позицию младшего партнера другой морской империей — в обоих случаях Британской. Империя, как можно предполагать, тогда наиболее устойчива, когда она может в равной степени опереться на все четыре источника власти или же после перехода через «августовский барьер» установить между ними равновесие. Это, среди прочего, удалось сделать Римской и Британской мировым империям.