Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [19]

Тем самым намечается еще одна проблема теорий империализма: их концентрация на фазе возникновения империи и пренебрежение ее позднейшим функционированием. Эта однобокость также явно вытекает из того, что считается исследовательским интересом к динамике капитализма: существует убежденность, что империализму не удастся создать стабильный порядок, а из-за вызванных им войн и конфликтов он пойдет ко дну. В связи с подобными ожиданиями не возникает повода более подробно заняться способами функционирования уже сформировавшихся империй. Даже во время ренессанса теорий империализма в 1960-1970-х годах исследователи занимались, скорее, эфемерными державными образованиями вроде бисмарковской империи, вильгель- минизмом и пангерманскими представлениями о рейхе национал-социалистов[27]. Помимо этого критический взгляд был брошен на американский и японский империализм, однако, не считая Британской империи, долгое время ни одна из крупных империй не удостаивалась интенсивного обсуждения24. Утверждение, что мы находимся непосредственно перед очевидным финалом имперской эпохи, делало это, казалось бы, излишним, и, соответственно, даже в рамках вопросов о Британской мировой империи ученые концентрировались на фазах лихорадочной экспансии, оставляя за пределами внимания периоды ее спокойного функционирования. Нельзя исключать и того, что быстро сформулированные прогнозы о невозможностиАтепсапЕтрп:е[28]былиявно предопределены этой специфической моделью теорий империализма.

Стремление к престижу и конкуренция держав: политические теории империализма

Можно ли ожидать большего от чисто политических теорий империализма, если применить их для объяснения хода современных эпизодов насильственных действий? Едва ли в отношении проблематики «центр — периферия», поскольку и здесь взгляд прикован к развитию метрополии. Так, первые теории политического империализма пытались объяснить возвышение Наполеона III и генезис Второй империи. При этом раз за разом для сравнения упоминались Наполеон I, созданная им империя, способы и методы, которыми обе империи поддерживали традицию Римской империи. У истоков этих теорий стоит небольшая работа Карла Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»* (1852), в которой автор свел политический взлет Наполеона III к «классовому равновесию» во Франции в середине столетия: мощь прогресса и сила инерции якобы на некоторое время уравняли весы и парализовали друг друга. Поэтому дело якобы дошло до обособления государственного аппарата: он теперь мог проводить ту политику, которая не являлась прямым следствием давления господствующего класса.

Так называемая теория бонапартизма25 сама по себе еще не является теорией империализма, однако содержит целый ряд задатков к этому, ведь армия и государственная элита при империалистической экспансии уже не подвержены интересам и мнению о своей рентабельности со стороны господствующего класса, но, если обратиться к термину Макса Вебера, могут дать волю своему стремлению к престижу. Вопрос о цене престижа сумели отодвинуть в сторону, так как он мог быть оставлен политически бессильному обществу. Маркс резюмировал события декабря 1851 г., когда Наполеон окончательно узурпировал власть: «Франция, как кажется, таким образом избежала деспотии одного класса, чтобы подпасть под деспотию одного индивидуума, а именно, оказавшись под авторитетом индивидуума, не имеющего авторитета»**26.

Для Маркса Луи Бонапарт был лишь предводителем двух фракций люмпен-пролетариата, парвеню и забиякой. Поэ- тому он исходил из того, что армия, а не Национальное со-

* Карл Маркс в названии обращается к прямому сравнению двух Наполеонов. Ведь Наполеон I захватил власть в результате государственного переворота 18 брюмера (9 ноября) 1799 г., менее чем через 5 лет он стал императором. Наполеон III совершил государственный переворот 2 декабря 1851 г., а уже ровно через год императором стал и он.

** Более корректным был бы перевод «под властью индивидуума без авторитета», однако он не передает использованную Марксом саркастическую игру слов.

брание будет тем фактором, который определяет власть во Франции. Еще до провозглашения Второй империи он писал: чтобы «окончательно придать облик этой республике», не хватало только одного: «сделать его (парламента) каникулы перманентными, а ее (республики) лозунг — liberté, égalité, fraternité — заменить недвусмысленными словами: пехота, кавалерия, артиллерия!»[29]27- Еще Наполеон I мог удерживать узурпированную в ходе государственного переворота власть «только за счет постоянных внешних войн». Тем самым возникло сочетание «деспотизма изнутри и войны вовне»28. Империализм и деспотизм были для Маркса двумя сторонами одной медали.

Если бы Маркс, вместо того чтобы полностью сконцентрироваться на вопросах экономики и классовой борьбы, привнес в свой анализ политическо-психологические аспекты, то он очень быстро наткнулся бы на концепцию, названную позднее Максом Вебером стремлением к престижу. Император, двор и генералитет стремились к признанию своей выдающейся роли не только во Франции, но и в остальной Европе, и во всем мире, причем таким способом, который позволял довольствоваться лишь все новыми империалистическими проектами: от консолидации власти в Магрибском регионе до мексиканской авантюры Максимилиана Габсбурга, за которой стояли французские политики.