«Империал-Рояль» - [9]

– Кто?

– Ассасин Императора. Я не смогла дать отпор ему, но он пришёл не по мою душу. Он сказал, что мои родители и родные находятся под его прицелом и пообещал, что не тронет их, если я выполню для него одно задание.

– Предашь орден. – Закончил мысль Карамазов.

– Да, предам его. Он предупредил, что если я расскажу Данте, то его осведомители в ордене передадут это ему, ассасину, и он исполнит все свои угрозы. Так всё и понеслось. Теперь ты понимаешь, что я не могла поступить иначе. У меня больная мать, и брат – инвалид. Не могла… их предать.

После слов, сказанных навзрыд, девушка упёрлась в грудь возлюбленного и разрыдалась горячими слезами. Её всхлипы ранили сильнее всего душу бывшего инквизитора. Теперь, когда он знал правду, или то, что преподносилось, как, правда, его душа размягчилась.

– Ничего, я придумаю, что-нибудь.

– Что ты сможешь придумать. На послезавтра назначен трибунал, где мне вынесут решение, а оно может быть только одно. – Произнесла девушка и выдала следующие слова ещё тяжелее. – У нас всех предателей казнят.

– Я поговорю с Данте. Он должен всё понять. Он поможет.

– Я надеюсь, мой милый. Поскорее бы всё закончилось. Мне тут страшно. Каждую минуту я слышу, как за стеной что-то слышно копошится. Отдалённо, но очень интенсивно. Знаешь, уж лучше умереть от пули, нежели от неизвестных существ. Мне страшно.

Карамазов прижал девушку к себе, пытаясь её хоть контактно успокоить, но слёзы так и продолжали течь из её глаз. Ожидаемо распахнулась и дверь, и послышался грозный голос: «Время кончилось». Никто не хотел расставаться, но спорить с охраной тоже был вариант не из лучших.

– Я вытащу тебя отсюда. Клянусь. – Пламенно проговорил Карамазов, выходя из камеры, а Эмилия ему в след прошептала лишь одно слово: «Люблю!».

Андрагаст вышел из камеры и кинул взгляд на холодный чугун. На двери было написано – afarletan wens bata ganisan¹. Внезапно от созерцания его оторвал голос стража:

– Через несколько минут собирается «Неотложный Совет». Если хотите спасти вашу возлюбленную, то советую бежать туда.

Андрагаст не стал спрашивать зачем. Он просто последовал совету, и только звуки соприкосновения подошвы и о камень можно было различить, а его силуэт перестал быть различаем в стремительном беге.

Глава третья. Цена мятежа

Спустя десять минут. Зал собраний Совещаний. Дворец Сарагона Мальтийского.

– О нет, уважаемый магистр, на такой риск мы пойти не сможем. Это, фактически, объявление войны. Наш превеликолепнейший Султан, да будет благословенно его имя, не пойдёт на это. Позиции Автократорства и Архиканцлера слишком сильны в Константинополе, что бы предпринимали какие-нибудь жёсткие действия.

Данте тяжело выдохнул, смотря на слегка смуглого человека, облачённого в привычный турецкий придворный костюм, вещающий из тех далёких эпох средневековья, когда османы держали Европу в страхе. Магистр ордена «Лампады» готов уже бросить дело переговоров, но странная внутренняя упёртость заставляла не отступать.

Эти переговоры шли уже минут десять, но никак не могли привести к какому-нибудь результату. Данте начал свою речь с того, зачем собрал всех, кто сюда пришёл и входил в «неотложный совет».

Магистр холодно осмотрел всех стоявших вокруг большого белоснежного мраморного стола, вырезанного в виде круга, у которого стояли такие же стулья, выбитые из кусков мрамора. В каждом он намеривался увидеть поддержку собственных слов и идей, в споре с Эфенди, но остальные решились держаться в стороне и слушать аргументы сторон.

Яго, Дюпон и Калья стояли и смотрели, как в словестной дуэли сошлись Данте и слуга Султана, оценивая и взвешивая силы и убедительность сторон, решая в уме, кого, в конце концов, поддержать.

– Этот риск абсолютно оправдан. Без вашей поддержки мы не сможем надеется на победу в этой партии. Война уже началась, если вы не заметили. И мы уже в ней поучаствовали, когда крошили солдат Империи.

Речь и тембр голоса Валерона всё так же сохраняли своё ледяное спокойствие и полную механическую безжизненность, на которые Эфенди отвечал со своей пламенностью, достойной любого турка

– Что ж, это не наша война. В ней стороны определены строго – это орден Лампады и Автократорство Рейх с Аравийской Конфедерацией. Мы вам помогаем лишь потому, что так решил великий Султан, да будет имя его благословенно, но мы не сможем учувствовать в войне на два фронта. Я вам говорю: не стоит злоупотреблять расположением и добротой его.

– Я вас не прошу воевать с кем-либо. Нам понадобятся лишь ваши войны, чтобы реализовать один план. Если всё получится, то Султанат сможет получить преференции, а мы, наконец-то, вернёмся в легальное положение.

– Учувствовать в вашем плане и есть, по сути, объявление войны. Одно дело поучаствовать в битве за остров, но совсем другое – то, что замыслили вы. Ваш план, уважаемый магистр, это переход от глубокой обороны, к стремительному и ожесточённому нападению, как вы бы не пытались это скрыть.

Парируя речи, друг друга два лидера не сходили на грубости, придерживаясь вежливых и культурных речевых оборотов, что делало их речь сильно похожей, но всё же ледяной механический тембр голоса Валерона резко контрастировал с более эмоционально заряженной речью турка, украшенной рвением.