Император Наполеон - [93]

Барклая де Толли

Не будет уж боле.

Приехал Кутузов

Битъ французов[922].

Впрочем, не только армия, но и вся Россия воодушевилась тогда надеждой на переход от затянувшегося отступления к контрнаступлению. Кутузов старательно поощрял эту надежду. При первой же встрече с армией в м. Царево — Займище 17 августа он воскликнул (в присутствии Барклая де Толли): «Ну как можно отступать с такими молодцами!»[923] На следующий день был отдан его приказ… продолжать отступление. Правда, он сразу же успокоил войско, объяснив, что теперь отступление будет недолгим и недальним — в поисках лучшей позиции для сражения и «для еще удобнейшего укомплектования» за счет резервных войск и ополченцев[924].

Обрадовался назначению Кутузова и Наполеон, который, кстати, был высокого мнения о своем новом противнике, «расхваливал его ум»: «Кутузов, — говорил Наполеон Коленкуру, — не мог приехать для того, чтобы продолжить отступление; он, наверное, даст нам бой, проиграет его и сдаст Москву»[925].

Кутузов со своей стороны уважительно оценивал полководческий гений Наполеона (мощь которого он испытал на себе при Аустерлице). Вот характерный факт из воспоминаний А. И. Михайловского — Данилевского: «Увлеченный молодостью лет, употребил я несколько укорительных выражений против Наполеона. Кутузов остановил меня, сказав: “Молодой человек, кто дал тебе право издеваться над одним из величайших полководцев? Уничтожь неуместную брань”»[926].

Надежды Наполеона, что Кутузов даст ему бой, оправдались. Михаил Илларионович действительно ехал в армию с твердым намерением, о котором он уведомил Александра I: «скорее лечь костьми, чем допустить неприятеля к Москве»[927]. В день прибытия к армии, 17 августа, он написал московскому генерал-губернатору Ф. В. Ростопчину: «По моему мнению, с потерею Москвы соединена потеря России»[928].

Позицию для генерального сражения Кутузов избрал возле большого селения Бородино в 110 км перед Москвой. На подходе к Бородину и с бородинского поля битвы он так определил свою задачу в письмах к царю, Н. И. Салтыкову, П. В. Чичагову и начальнику Московского ополчения И. И. Моркову: «спасение Москвы»[929].

Русские воины сознавали, что вопрос стоит именно так, и готовились стоять насмерть. В ночь перед битвой вся армия облачилась в чистое белье и дала обет жертвенности на молебне перед иконой покровительницы России — Смоленской божьей матери, которую пронесли по всему лагерю и за которой шел со слезами на глазах сам Кутузов впереди всего русского штаба. «Это живо напоминало приуготовление к битве Куликовской», — вспоминал очевидец, будущий декабрист Федор Глинка[930].

Кутузов дальновидно учитывал возможности и успеха, и неудачи в сражении. «При счастливом отпоре неприятельских сил, — гласит его диспозиция перед битвой, — дам собственные повеления на преследование его <…>. На случай неудачного дела несколько дорог открыто, которые сообщены будут гг. главнокомандующим (Барклаю де Толли и Багратиону. — Н. Т.) и по коим армии должны будут отступать»[931].

Наполеон, жаждавший генерального боя с первых дней войны, о возможной неудаче не думал. Предвкушая победу, он воскликнул в рассветный час перед битвой: «Вот солнце Аустерлица!» Его цель заключалась в том, чтобы взять Москву и там, в древней столице России, продиктовать Александру I победоносный мир. Для этого нужно (и достаточно), по мысли Наполеона, выиграть Бородинскую битву. План императора был прост: смять левое (по данным его рекогносцировки, менее сильное) крыло русских, прорвать их центр, отбросить их в «мешок» при слиянии р. Колочи с Москвой — рекой и разгромить[932]. В приказе по войскам перед битвой Наполеон сулил им в случае победы «изобилие, хорошие зимние квартиры, скорое возвращение на родину» и распалял их воинское тщеславие: «Пусть самое отдаленное потомство с гордостью вспомнит о вашей доблести в этот день! Пусть о каждом из вас скажут: “Он был в великой битве под стенами Москвы!”»[933]. Солдаты Великой армии, обрадованные возможностью сразиться наконец с врагом, который так долго уклонялся от боя, до полуночи веселились и пели[934]. Едва ли кто-то из них сомневался в победе.

С 2 часов ночи и до рассвета Наполеон скрытно перевел большую часть своих войск на правый берег Колочи вплотную к позиции русского левого фланга. Этот маневр, засвидетельствованный не только французскими, но и русскими дореволюционными источниками, а также К. Клаузевицем[935], почему-то замалчивается в трудах советских и даже постсоветских (Ю. Н. Гуляев, В. Т. Согляев, А. В. Шишов) историков. Между тем он существенно повлиял на ход сражения: Наполеон смог атаковать русское левое крыло в упор, а Багратион, войска которого держали здесь оборону, отбиваясь от французских атак, не успевал получать подкрепления.

Бородинская битва 26 августа 1812 г. — единственный в истории войн пример генерального сражения, исход которого и та и другая сторона сразу же объявили и доныне празднуют как свою победу, имея на то основания. Поэтому многие ее моменты, начиная с соотношения сил и кончая потерями, остаются спорными. Новый анализ старых данных