Иммигрант - [33]

Шрифт
Интервал

— Да! Да! Это он! — закричал Стас, — он без башни!

И они с Севой рассмеялись, вспомнив своего друга.

— Он здесь пробыл не больше месяца и пропал. Больше я его не видел, — закончил Александр.

Стас и Сева поблагодарили его, пообещав упаковку пива за ценную информацию, после чего мы вышли на улицу.

— Ты пьёшь пиво? — спросил меня Сева.

— Пью.

— Тогда пойдём купим и посидим на фонтане, мы проставляемся, — заманчиво сказал Стас.

— Пошли, — согласился я.

Фонтан за лагерем был особенным местом. Каждый памятник культуры хранит в себе свою энергетику и мистицизм, и фонтан для меня был одним из них. Это место с красивым обелиском и бронзовым памятником на верхушке называлось фонтан «Анспа» (fontaine Anspach). Вокруг фонтана всё было вымощено брусчаткой, а посередине — прямоугольной формы длинный бассейн, по обеим сторонам которого стояли не густо расставленные лавочки и недавно посаженные молодые деревья, по углам стояли небольшие позеленевшие медные статуи. В конце фонтана возвышалась массивная старинная католическая церковь Святой Катерины, построенная в XVII веке. Этот общий вид фонтана и церкви делали это место особенным.



Я часто любил сюда ходить, независимо от времени года. Хотя фонтан и находился в двух минутах ходьбы от лагеря, он никогда не был переполнен, скорее, наоборот, там всегда было место, где можно присесть и помечтать, или поговорить и провести время в хорошей компании. По выходным дням с утра сюда приезжали фермеры и организовывали уличный маркет: ставили свои палатки белого цвета и продавали фрукты и овощи, мармелад и джем, печенье и крендельки, и невероятно вкусный, ароматный, хрустящий, свежий хлеб. На углу фонтана каждое утро стояла тележка продавца устриц, возле которой всегда толпились люди, аппетитно кушая устрицы и запивая их белым вином. Мы с ребятами недолго посидели у фонтана, допили пиво, раззнакомились получше и решили прогуляться по вечернему городу.

В центре Брюсселя находился большой трёхэтажный музыкальный магазин, куда я время от времени заходил послушать новые или старые альбомы любимых исполнителей; там в нескольких точках стояли аппараты с наушниками, а рядом лежали пять или десять пронумерованных дисков, которые находились уже в этом аппарате. Выбираешь желаемый диск и нажимаешь его номер. Звучит знакомая, любимая музыка. По выходным дням возле каждого аппарата стояло по 2–3 человека, поэтому я ходил туда только по будням. После того как я показал это место Стасу и Севе, мы стали вместе ходить сюда практически каждый день. В лагере мы виделись довольно часто. Они всегда были вдвоём. У них были разные планы на жизнь. Сева хотел поскорей найти работу на стройке и погрузиться в неё с головой, Стас же был более вольнолюбивым, поэтому работать не стремился, ему хотелось пить, гулять и развлекаться. В Пети Шато они попали на удачу — случайно, и оставались здесь лишь для того, чтобы узнать как можно больше о Паше, да и вообще набраться полезной информации про всю Европу, чтобы знать — что, где и как. Здесь такого добра было предостаточно.

* * *

Возвращаясь как-то после вечерней прогулки, на которой я прогуливался в гордом одиночестве, прямо у ворот Пети Шато меня остановили два незнакомых мне человека. Предварительно спросив, говорю ли я по-русски. Я ответил, что говорю. На улице было уже темно и разглядеть их лица было довольно сложно. Всё, что я видел перед собой, это две высокие фигуры крепкого телосложения. На обоих были короткие кожаные куртки и спортивные костюмы. Только один был в кроссовках, а другой, повыше, в широкой плоской кепке и в туфлях. Они поздоровались и представились:

— Андрей, — сказал парень лет двадцати шести.

— А я Гоги, — пртянул мне руку мужчина гораздо постарше Андрея, он был выше среднего роста.

— Роберт, — представился я.

— У нас к тебе есть очень важный разговор. Ты не занят сейчас? — сказал Гоги с сильным грузинским акцентом.

— Нет, — ответил я, — не занят.

— Здесь есть недалеко бар. Давай там посидим и поговорим, — предложил Андрей.

— Хорошо, пойдёмте, — согласился я, и мы направились в сторону уже знакомого мне бара. По их лицам и манере разговора сразу можно было определить то, что им нужна была какая-то информация. Вероятно, хотели расспросить о жизни в лагере. По дороге они всё же спрашивали про лагерь, но как-то вскользь, ничего конкретного, я понял, что их интересует что-то другое… Но что? Мы зашли в бар, людей там было немного.

— Ты не переживай, — сказал Гоги, — мы угощаем!

Ничего не говоря, я сел за деревянный круглый стол, на котором стояла залитая парафином бутылка, в которой догорала свеча. Рядом сел Андрей. Парень крепкого телосложения с большой редеющей русой головой, при этом он всегда улыбался, что вызывало симпатию и доверие. Его коллега Гоги был просто настоящим грузином, который стоял сейчас у бара и что-то заказывал. Гоги было около сорока пяти лет, высокого роста, как я уже упомянул, коренастый, с большим носом и пышными седыми усами, а на голове у него была надета традиционная грузинская кепка «аэродром», которая очень ему шла. Грузинскую же молодёжь в наши дни в таких кепках можно было встретить крайне редко. Так утверждал чуть позже Гоги, после того как я сделал ему комплимент.


Рекомендуем почитать
День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!


Записки поюзанного врача

От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…


Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?