Иммигрант - [29]

Забежав внутрь одноэтажного большого дома со множеством комнат, в которых находились различные детские кружки, пройдя коридор, мы попали в зал, где за столом сидели жюри, три человека: директор клуба, пожилая советская женщина, сидела в центре стола, а по краям ученицы старших классов нашей школы. В центре зала были расставлены стулья, на которых сидели конкурсанты и выходили по очереди на небольшую сцену, расположенную под окном в другом конце зала. Мой одноклассник Рома, которого все в этом клубе хорошо знали, сразу подвёл меня к жюри и представил:

— Это Роберт, он хочет участвовать в конкурсе и будет читать стих! — сказал он выразительно и громко.

Директор клуба улыбнулась и записала меня в список.

— А теперь садитесь, мы вас вызовем, — сказала она.

Время пролетело незаметно, людей было немного. Сидя на стуле и наблюдая за участниками, я понял, что Рома просто боялся сам убежать из школьного лагеря, и чтобы ему одному не влетело, решил притянуть меня с собой, за компанию, а заодно и подшутить, ведь о том, что здесь конкурс и жюри, он ничего не сказал. Но тем не менее за это я переживал меньше всего, тем более что был шанс посоревноваться в конкурсе самодеятельности; да и мне самому ужасно хотелось убежать с этого сонного часа. Меня вызвали, я прочитал стих, который хорошо помнил ещё с садика, правда, в конце стиха пришлось вставить свои слова, созвучные с рифмой; к моему удивлению, жюри проголосовали за! Я оказался в числе победителей и, соответственно, получил в награду приглашение в цирк, органный зал и ресторан. Вот таким образом я впервые очутился в большом, красивом органном зале, где звуки органа просто проникали в каждую клетку тела и души и уносили в неизведанные дали или глубины, что в принципе одно и то же.

Многим подросткам подобное мероприятие, предлагаемое Франком, было неинтересно, поэтому автобус был полупустой. Я встретил там Юрия и его спутницу, мы сели рядом и разговаривали всю дорогу. Всё было очень хорошо организованно. Перед концертом нас завезли в ресторан, где ожидал ужин из трёх блюд: на стартер всем принесли свежий салат из летоса и копчёного лосося, на второе подали кассероль с курицей, а на десерт — тирамису и мороженое со сливками и клубникой. Мы ужинали и беседовали: Юра рассказывал о Канаде и её преимуществах во всех отношениях. Франк рассказывал про музыку и живопись, он был культурно развитым человеком с хорошим образованием, также он играл на фортепьяно. Так как Юра хорошо говорил по-французски и хотел, видимо, попрактиковаться, они с Франком перешли на французский язык и начали обсуждать образование: где же всё-таки оно лучше — в Европе или Совке? Беседовали они спокойно, приводя каждый свои доводы. Закончив вечернюю трапезу, мы сели обратно в автобус и поехали в концертный зал. После того как мы вошли в фойе, нас разделили на несколько групп и посадили в разных местах. Мы с Юрой и его дамой оказались на балконе. В зале приглушили свет и зазвучал оркестр. Я моментально провалился в звуки музыки и очнулся только тогда, когда объявили антракт. Во второй части случилось то же самое. За моё пребывание в лагере я попадал на подобные мероприятия несколько раз. Отчего всегда был в восторге и умилении, от того, что европейцы пытаются окунуть «детей» (беженцев) в культуру, музыку, показать и рассказать всё об архитектуре, живописи. Проблема была в том, что, к сожалению, очень малый процент хотел бы этим подарком жизни воспользоваться, впитывать и наслаждаться. Ведь это было дело и желание каждого. К искусству должна лежать душа. Я же получал колоссальное удовольствие от посещений театров, концертных залов, музеев и галерей. В общем всего того, что предлагалось несовершеннолетним.

По ночам мне стали часто сниться кошмары, раньше этого со мной никогда не случалось, мне снилось, что меня не выпускают из Совка, как будто кислород перекрывают. Вокруг заборы, которые я всячески пытаюсь преодолеть… От этого я просыпался среди ночи и долго не мог заснуть. В такие часы я любил выйти и побродить по коридорам, нагуливая себе очередной сон. В эти моменты ночной жизни, можно было увидеть то, что не увидишь днём, и послушать то, о чём днём также не говорят. Кое-что из увиденного или услышанного не всегда было приятным, но я не стал бы заострять на этом внимание. Как я уже успел сказать, многие жители лагеря вели в основном ночной образ жизни. Вдоль длинного коридора собирались группы людей, вынося стулья и устраиваясь возле окон, чтобы можно было курить. На каждом этаже собиралась своя компания, к которой легко можно было присоединиться, если, конечно, там находились общие знакомые. Я был вхож практически в любую компанию, так как, прожив в лагере чуть больше месяца, успел завести приличное количество знакомств как с людьми из постсоветского пространства, так и с людьми из других точек нашей планеты. В лагере было много разной активности и, принимая в ней участие, волей-неволей появлялись всё новые знакомства: играя в настольный теннис, баскетбол, мини-бильярд, шахматы, занимаясь уборкой территории — собирая опавшую листву во дворе лагеря, а также знакомясь на уроках французского языка, который мне давался с трудом, но я не сдавался. Так и получалось, что люди, попавшие в лагерь примерно в одно и то же время, уже были как родные — если только между ними не возникало никакого конфликта. Поэтому, прохаживаясь по коридорам и этажам ночами, примкнув то к одной, то к другой компании, ненароком встречаешь знакомых, которые очень активны ночью, и общение в это время суток доставляло им гораздо больше удовольствия, чем днём. По ночам они философствуют, рассуждают, рассказывают много интересного и поучительного, дискутируя при этом друг с другом о жизни. В дневное же время они выглядели очень вяло и были менее разговорчивы. Эти люди в большинстве своём были старше меня по возрасту. Кого-то я знал достаточно хорошо, с другими же был знаком чуть меньше. Кое-кто из моих знакомых был привязаны к опиуму, но они, по-видимому, от этого не страдали, даже наоборот. Поэтому коллектив собирался разный и несомненно интересный. Кто-то присоединялся к диалогу под изрядной дозой героина, кто-то был накурен в «смерть», ребята под кокаином обычно не вступали в долгие дискурсы, а люди, находившиеся в чересчур пьяном состоянии, как я заметил, обычно не справлялись с такого рода информацией, постепенно засыпая на стульях в коридоре. Но это не значит, что в таких компаниях не было абсолютно трезвых, здравомыслящих людей, конечно же, они были! Хотя и в меньшинстве своём.