Иммануил Великовский - [9]

Более того, как и на протяжении всей трагической истории их рассеяния, евреи окажутся в роли этакого «козла отпущения» в любом случае. Если победят реакционеры, евреев легко будет обвинить в том, что они затеяли революцию. Если победит революция, во всех неизбежных экономических и социальных бедах можно будет опять-таки обвинить евреев. Глупый и несчастный народ! Какого черта они ввязываются в чужие, чуждые им дела, вместо того, чтобы заняться своими?

5. «ТРЕТИЙ ИСХОД»

Великовский много думал об этом, и незадолго до февральской революции 1917 года написал яркую высокоэмоциональную брошюру «Третий исход». Издана она была спустя десять месяцев под псевдонимом Имануэля Рамио.

Сразу же после краткого предисловия студент, которому было тогда лишь чуть больше 20 лет, писал: «Четыре устоя, на которых утверждено всякое начало культуры, — это: человечество, нация, семья, личность. Удаляя любой из этих устоев, мы выходим из равновесия. В иудаизме замечательно совершенно сочетаются все четыре начала. Широкий кругозор номадов, кочующих между Месопотамией и Египтом, отличается ощущениями не только универсальными, но даже космическими.

Библия — это история еврейского народа, но в то же время — это и история человечества. Начинается эта история не с какой-либо династии, не с каких-либо законов, не с каких-либо походов и не с призвания чужеземных правителей, а с сотворения мира и создания человека.

Еврейские пророки говорят не только об усовершенствовании личности, не только о развращенности народа и его будущих судьбах, но и о других народах, не только о своих соседях, но и о целом мире. Судьбы мира — почти в каждом слове пророка, хотя он и посвящает обыкновенно свои речи своему народу. Надо быть великим фантастом всечеловечества, чтобы в маленькой Иудее простому пастуху объявить суд народам или начать говорить так: „Слушайте, народы, внимайте, страны!“ Это в то время, когда сохранить и распространить эти слова должны не пар, электричество и типографский станок, а исключительно дух энтузиазма и правды.

Примером того, как с исчезновением идеи всечеловечества теряется равновесие потерявшего этот устой, может служить любой народ древности: Египет, Вавилон, Греция, Рим, несмотря на то, что каждый из них мечтал о мировом господстве и даже в определенный момент, может быть, и достигал его. Даже больше: всякий народ, мечтающий о мировом господстве, не имеет — уже или еще — идеи всечеловечества».

Великовский считает Наполеона разрушителем идей пророков, повторенных французской революцией. В словах немецкого гимна он пророчески замечает стремление к мировому господству. Он обращает внимание на интересную деталь: еврейский народ, представление которого о его Богоизбранности не говорит о недостатке самомнения или веры в себя, никогда свои политические пределы не представлял себе дальше границ, обещанных Богом.

Великовский, рассматривая исторический процесс создания нации, замечает: «…ни одна нация не нашла безумства сказать о себе то, что сказал о себе еврейский народ. Он стоит лицом к лицу Бога. Поэтому его сила другая, его идеология неизменна, как неизменна вера в Единого Бога. Идеологии других наций могут видоизменяться, исчезать; с их исчезновением могут исчезать нации».

Великовский рассуждает о семье — о ее не только биологическом, но и метафизическом значении. Говоря о бессмертии половых клеток, в отличие от соматических, Великовский пишет: «…биология лишь объясняет то, что иудаизм понял без лабораторий и опытов… У еврейства был осознанный культ предков и столь же осознанный и отсутствующий у других народностей культ потомства. Еврей называет Израилем весь народ, потому что во всем народе есть „семя“ Израиля.

Семя, которое носил Авраам, теперь ношу я, как и всякий еврей». Дальше подробно развивается этот тезис, подводящий автора к причине сохранения самобытности еврейского народа, даже находившегося в рассеянии. Горечь звучит в фразах, противопоставляющих евреев окружающим их народам и, прежде всего, — народам Европы: «Законов милосердия ты не знала, начала справедливости тебе чужды, пророков Бога среди тебя не было. Европа — это антипод иудаизма».

Великовский утверждает, что в начальных школах от Гренады и Кордовы до Багдада и Шираза детей обучали на глобусах, когда Европа еще представляла себе Землю плоской. Он говорит о гуннах и вандалах, объявивших себя наследниками христианства, о том, как Европа была поражена идеей свободы, равенства, братства через 25 столетий после того, как эту идею не только проповедовали, но и осуществляли в городах Иудеи и Самарии. У евреев раньше, чем у других народов, исчезло рабство. В цивилизованном мире оно еще существовало во второй половине XIX века (Россия, Америка). «У евреев не было плебеев и аристократов; были только аристократы духа и невежды». Но у первых не было никакого преимущества, кроме внутреннего превосходства.

Великовский пишет о необходимости и радости труда. Он не понимает, как можно прожить всю жизнь и есть хлеб за «критикования чужих литературных произведений».

Он высказывает и несколько наивные мысли о необходимости работы на земле, независимо от основной профессии. «Под своею смоковницею будет сидеть каждый человек. Так только я могу представить себе конечное счастье и покой для странствующего Израиля». «В Библии, — подчеркивает юный автор, — почти нигде не говорится о труде, потому что труд был наслаждением для людей, и говорить „трудись“ некому было. А христианам понадобилось создать особую религию труда (помимо религии церкви) — социализм, который отверг религию церкви». В данной фразе, думается, не вызывает сомнений вторая ее половина.