Иммануил Великовский - [11]

Он рассказывал о Диего Пиресе — рыцаре и маране начала XVI века, прекрасном юноше, любимце португальской королевы. Под влиянием выдумщика Давида Реубени, объявившего, что он пришел из чудесного царства, где счастливо живут десять исчезнувших колен Израиля, Диего принял иудаизм, обрезался, сменил свое имя на Соломон Молхо и стал изучать Каббалу. Католическая церковь обвинила его в ереси.

В день аутодафе папа Климентий VII спрятал его, а на костре сожгли другого человека. Диего-Соломон и Реубени под знаменем Маккавеев направились к королю Карлу. Король выдал тридцатидвухлетнего Диего-Соломона. В день казни король направил своего посланника с предложением о помиловании, если Диего возвратится в христианство. Пирес отказался и был сожжен. …Чавкала грязь под ногами. Казак слушал с интересом и удивлением. Он шел, уже не прикасаясь штыком к спине Иммануила. Когда они остановились у обрыва над яром, казак, внимательно вглядываясь в лицо пленника, сказал:

— Чудной ты какой-то… Хоть и жид, а человек. Ладно. Не стану я брать грех на свою душу. Спустись в яр, дождись темноты и уходи.

Два выстрела прогремели в мокрых сумерках. И снова тревожная тишина окутала мир.

Скрываясь в яру до темноты, охваченный нахлынувшим страхом, Великовский пытался проанализировать, что же произошло с ним по пути к расстрелу. Откуда взялось то непонятное и сейчас состояние безмерности, отсутствия страха и даже тревоги о родителях? Что это было? Стопор? Охранительное торможение? И почему он вдруг заговорил о Диего Пиресе?

Уже на Кавказе, глядя на мощную шапку Казбека, преграждавшего путь на юг, в Эрец-Исраэль, Иммануил Великовский написал поэму в прозе о рыцаре и маране, прекрасном юноше Диего Пиресе.

Пройдет еще пятнадцать лет, и эта поэма будет опубликована в Париже на языке оригинала — на русском языке: Эммануил Рам, «Тридцать дней и ночей Диего Пиреса на мосту Святого Ангела».

7. ДИПЛОМ ВРАЧА

Три года тяжких скитаний по горящему в пламени гражданской войны югу России.

Тщетные попытки выбраться за границу. Неоконченный курс обучения на медицинском факультете университета. Неопределенное будущее. Таков был мрачный итог, с которым Иммануил Великовский приближался к своему двадцатишестилетию.

Возможность возвращения семьи в Москву даже не обсуждалась. Отец был слишком заметной фигурой. Здесь, на Украине, у него еще оставались шансы не быть обнаруженным агентами ЧК. Возвращение в Москву Иммануила тоже было рискованным предприятием. Во-первых, он был сыном не просто капиталиста, а видного сиониста — Шимона Великовского. Во-вторых, в ЧК могли быть сведения о том, что именно он — автор брошюры «Третий исход». Но даже если им известен автор, вина несколько смягчалась тем, что брошюра была написана не только до октябрьской, но даже до февральской революции. Кроме того, весной 1921 года несколько поутих террор периода военного коммунизма.

С убогой поклажей в руках Великовский вышел на заснеженную площадь перед Киевским вокзалом. Справа, за Москвой-рекой, в сумеречной дали проступали очертания Ново-Девичьего монастыря. Обшарпанный трамвай душераздирающе заскрежетал на повороте. Все такое знакомое и все такое чужое… Но через это надо пройти.

То ли по причине некоторой либерализации, то ли потому что Москва остро нуждалась в медицинских кадрах, особенно во врачах, восстановление Великовского в университете оказалось относительно легким делом. Тем более, что блестящего студента помнили уцелевшие на факультете профессора.

Летом 1921 года Великовский окончил университет и получил диплом врача. Еще несколько месяцев он работал терапевтом, прежде чем ему с колоссальным трудом удалось раздобыть разрешение на выезд за границу для себя и для родителей, все еще скитавшихся по Украине. Весной 1922 года Шимон Великовский с женой и младшим сыном покинули пределы России.

Голова Великовского-старшего всегда была полна идей связанных с возрождением еврейского государства. Собрать бы туда цвет научного мира, украшающий цивилизованные страны, — какой бы мог получиться университет! Мечта эта казалась даже не утопией, а так, чем-то эфемерным. Но почему бы не начать ее осуществление с создания многоотраслевого научного журнала, в котором будут публиковаться работы виднейших ученых-евреев? С этой целью Шимон Великовский, как только семья выбралась за пределы России, направил Иммануила в Берлин, а сам вместе с женой поехал в Эрец-Исраэль.

8. «SCRIPTA», ЭЛИШЕВА И ЭЙНШТЕЙН

Головокружительное чувство невесомости охватило Иммануила, когда он вышел из здания вокзала на просторную берлинскую площадь. Солнечное утро смягчало казарменный вид окружающих зданий. Солидный полицейский величественно дирижировал движением. Добропорядочные бюргеры дисциплинированно пересекали дорогу только на переходах. Во всем видны были основательность, законность, порядок. Можно было расправить плечи. Можно было идти, не таясь. Впервые за несколько лет Иммануилу было приятно просто вот так прогуливаться, тем более, что плиты тротуара сверкали чистотой, как паркет в их московской квартире. Можно было бесцельно бродить, не опасаясь ни петлюровцев, ни большевиков, ни деникинцев, ни зеленых. Еврейские фамилии над витринами шикарных ювелирных магазинов. Большие буквы еврейского алфавита — кошер — у входа в мясную лавку.