Именем закона. Сборник № 3 - [46]
Гелий Рябов
СУМАСШЕСТВИЕ ЛЕЙТЕНАНТА ЗОТОВА
«…И глаза с поволокой из-под длинных ресниц, и гибкий, зовущий жест, и поворот головы — изящный, строгий, почти античный, и низкий переливающийся голос, и слова, слова — сам не знаю о чем и зачем, — я сошел с ума, спрыгнул, и теперь не вернуться назад…
Господи, какая страшная, какая жестокая ошибка, я сбился с пути. Милый призрак, влюбленные взгляды, неведение и шепот — признание в любви, дальние проводы и близкие слезы, счастье, талант, блеск слов и могильная тишина — ты альфа и омега, ты прошлое и будущее, тебя нет и ты есть, ты — вечность.
Так зачем же тебе «инспектор службы» (экое дурацкое слово), «мент» зачем (а как еще назвать? не самоуничижение, правда это, правда, и помоги Господь!).
Обрывки какие-то, «отворил я окно — стало грустно невмочь», собственных мыслей нет, не научили, потому что «мыслить» у нас — это значит ловить, «осуществлять» — вербовку (например), — ты ведь не знаешь, что такое «секретный агент» и «принцип» «агентурно-оперативной работы»? Или — нет. Я ошибаюсь. Это всего лишь истерика: и в сумрак уходя послушно и легко, вы…»
…Здесь в дневнике Зотова был обрыв, числа не стояло и часов с минутами тоже. «Эта женщина его погубила», — матери Зотова лет сорок на вид, она красива, следит за собой — губы слегка подкрашены, волосы уложены тщательно — рука мастера видна сразу, элегантный костюм — заграничный, туфли на тонкой высокой «шпильке» — прелестная дама постбальзаковского возраста, еще надеющаяся на что-то, на яркую вспышку, встречу, — почему бы и нет? Смысл жизни, что ни говори…
— Вы замужем?
Удивлена (точнее — великолепно изображает удивление):
— Нет. А почему вы спросили?
Все как всегда. Спросил, потому что исчезновение Зотова завязывается пока в банальный узел: женщина, отвергнутая любовь и, как следствие, суицид. Но мне следует столкнуть примитивную версию под откос, и я задаю вопрос о «личной жизни». Мог бы и не задавать — все слишком очевидно, да ведь в нашем деле… Кто знает?
Объяснить я ничего не могу, нельзя. В том, конечно, единственном случае, если возникает новая версия. Если не возникает — тогда… Впрочем, что и зачем тогда объяснять? Тогда просто похороны и… забвение.
Она смотрит удивленно, немного иронично:
— Тайна? Хорошо. Я поняла. Я была замужем — Игорь ведь родился, не так ли? (Это она шутит — всяк шутит по-своему.) Муж — врач, мы разошлись 10 лет назад. А сколько лет вам?
Прищурилась, щелкнула замком лакированной сумочки, длинная тонкая сигарета вспыхнула синим дымком (разрешения не спросила).
Зачем ей мой возраст? Любопытство? Праздность? Желание выглядеть независимой и умной?
И вдруг обожгло: Господи, да ведь она ищет знакомства, тривиального знакомства, ведь совсем не трудно угадать мой возраст — 45. Все налицо: строгий добротный костюм, крахмальная рубашка, галстук, чуть более вольный, чем следовало бы, и нет обручального кольца.
Традиция… Наша традиция. Революционер и золото несовместны.
Впрочем, она полагает, что я один из старших начальников ее сына. Игоря… Как интересно… Моего бывшего звали так же.
Бывшего. Мне было 35, я встретил женщину и оставил семью. Игорь обратился к самому высокому руководству. Меня «вернули» в лоно, любимая женщина ушла, а жена… Мы живем в одной квартире, в разных комнатах, сыну я запретил появляться в доме. Мы чужие, мы враги… Пусть виноват я один…
Кольца я не носил никогда. В том ведомстве, в котором я служу после окончания Высшей специальной школы, это не принято — по соображениям, возникшим еще в 1847 году[1].
Итак, нет кольца, она обратила внимание, и это первое.
Хочет познакомиться?
Надо же… Это — второе.
Из-за сына? Ей нужна информация, опора, наконец?
А может быть, просто — понравился? Это — третье.
Я, в конце концов, вполне ничего: рост 1.75, волосы на месте, глаза голубые, говорят — проникновенные, нос слегка вздернут (жена некогда призналась, что именно мой нос привлек ее более всего), живота нет и в помине, специальная борьба (занимаюсь 15 лет) придает уверенность и осанку.
Ну что ж… Я глотаю «крючок» в «оперативных целях»? А почему, собственно, только в оперативных? Теперь другие времена. Прекрасно!
— Мне сорок пять.
— Мне 38 (я здорово ошибся, два года — великое дело в ее возрасте. Присмотрелся: в самом деле — она моложе, чем показалась сначала). Я приглашаю вас поужинать. Надеюсь, это не противоречит? Игорь ведь не совершил ровным счетом ничего?
А вот это предстоит проверить. Вперед?
— Прекрасно, очень рад. Вы… Зинаида Сергеевна, не так ли? Меня зовут Юрий Петрович. Куда же мы пойдем?
И все-таки в «оперативных». Пока в оперативных. Это — четвертое, и последнее — на данный день и час.
— Я знакома с метрдотелем «Савоя». Не возражаете?
— Но ведь там только за валюту?
— Ну почему… Деревянные тоже берут. Встретимся ровно в 20.00 у входа, идет?
— Идет, — я улыбнулся очаровательно и чуть-чуть грубовато. Она должна убедиться, что я из МВД. А вот «20.00»? Это следует проанализировать. Военный манер. Но — почему, откуда и зачем?
Дома я сменил рубашку и примерил японский галстук — черный с оранжевыми полосами. Что ж, вполне ничего… Убедительный джентльмен с волевым усредненно-правильным лицом, под глазами едва заметные мешочки — следы деловой активности, а в потускневших волосах нечто вроде пробора… Ба, да ведь это начинающаяся лысина, надо же, как я раньше не замечал… Впрочем, если в течение этого года не получу третью пентограмму
