Именем закона. Сборник № 2 - [5]

Чтобы не терять времени, стучу в седьмое купе. Дверь мгновенно открывается: похоже, меня ждали.

На пороге мужчина лет пятидесяти пяти, с ярко-розовой, в оправе рыжеватых волос, лысиной и таким же ярким румянцем на одутловатых щеках. По беспокойному, бегающему взгляду не поймешь — пьян он или взволнован, а может, и то, и другое вместе.

Я здороваюсь, представляюсь, задаю вопрос:

— Это вы обнаружили труп?

— Да… То есть нет, — отвечает владелец розовой лысины, и запах спиртного снимает сомнения — выпил, причем недавно.

На нижней полке, в углу, сидит женщина. Лица ее не видно — она демонстративно отвернулась к окну, в котором мутно отражаются полки с постельным бельем, спина моего собеседника и сама пассажирка, ее руки и плечи, укутанные теплым шарфом. Если меня здесь действительно ждали, то, уверен, не она. Мое присутствие явно ее раздражает.

— Пройдемте со мной, — приглашаю я мужчину.

Мы выходим, у поворота к тамбуру я вижу открытую дверь двухместного служебного купе. Оно свободно, и я приглашаю своего спутника войти. Тут тесно. Мы садимся в разных концах полки вполоборота друг к другу.

— Ваше имя, фамилия?

— Жохов Станислав Иванович.

Он не настолько пьян, как показалось сначала. Есть такой тип людей: при всех внешних признаках опьянения они сохраняют способность трезво мыслить, а иногда и действовать.

— Степан Гаврилович вас дезинформировал, труп обнаружил не я, — продолжает Станислав Иванович, и у меня возникает ощущение, что он присутствовал при нашем с проводником разговоре. — В восьмом купе уже был Эрих.

— Кто это — Эрих?

— Эрих? — Жохов делает неопределенный жест рукой, совсем как экспансивные герои итальянских фильмов. — Эрих тоже из восьмого купе. Они с Рубиным вместе ехали.

— А кто такой Рубин? — спрашиваю я, потому что… потому что каждая история должна иметь начало.

— Рубин? — Интонация и жест повторяются. — Рубин это тот… — Он морщится, затрудняясь объяснить. — Ну, тот, что лежит там…

«Тот, что лежит там». Понятно.

— Расскажите, как все произошло, — прошу я.

— Я же говорю, что там уже был Эрих. При чем здесь я? Ему лучше знать, что и как там у них произошло.

— А как вы сами оказались в восьмом купе?

— Как оказался? — переспрашивает Жохов. — Да очень просто… Пошел в туалет, вдруг слышу какой-то шум. Мне показалось, что там что-то неладно. Ну я и заглянул…

— Что это был за шум?

— Да как вам сказать…

Он снова задвигал руками, будто нащупывая в воздухе определение поточнее, а я подумал, что лишние движения при его небольшом росте, видимо, объясняются желанием обратить на себя внимание. С малоприметными людьми это бывает.

— Ну, шум как шум, — так и не подобрав нужных слов, продолжает он. — А может, мне показалось, кто его знает. — И доверительно сообщает: — Я, понимаете, не прислушивался, так что вполне мог ошибиться.

Собственная непоследовательность Жохова нисколько не смущает. Покопавшись в кармане, он вытаскивает пачку сигарет, просит разрешения закурить, и, хотя я не переношу табачного дыма, ради интересов дела приходится смириться.

— Значит, так… — Мой собеседник выпускает струйку дыма, деликатно направляя ее вверх, и лишь после этого переходит к изложению интересующих меня обстоятельств: — Когда я вошел, Виталий Рубин уже лежал на полу. Без движения. Под головой лужа крови. А рядом с ним на корточках сидел Эрих. Я в общем-то не из трусливых, но в тот момент, признаться, растерялся. Что делать? Решил звать на помощь. Крикнул что-то, уже не помню, что именно. Сразу сбежались люди, ну и пошло-покатилось. Вот и все. Кажется, ничего не пропустил.

— Вы не заметили, что делал Эрих над трупом?

— Как — что делал? Просто сидел на корточках.

— Он успел вам что-нибудь сказать, прежде чем вы начали звать на помощь?

— Ничего. Это точно. — Станислав Иванович провел ладонью от лба к затылку, приглаживая несуществующую шевелюру. — Когда собрались пассажиры, Эрих всем нам объяснил, что он спал и что разбудил его какой-то шум, что это Рубин упал с верхней полки и разбился. Так он говорил. Это могут подтвердить все.

— Вы не заметили, который был час?

— Точно не скажу, но все произошло совсем недавно, с полчаса назад, не больше. Значит… — он отдернул манжет рубашки и глянул на часы, — значит, приблизительно в одиннадцать.

— Вы заходили в восьмое купе или все время продолжали стоять на пороге?

— Конечно, заходил. И я, и все остальные. Мы же не были уверены, что Рубин мертв. Проверяли пульс, слушали дыхание.

— Сдвигали труп с места?

Жохов неопределенно жмет плечами:

— Да нет вроде. Проводник предупреждал, чтоб ничего не трогали до прибытия на станцию.

Я чувствую, как катастрофически быстро тает запас времени, но и вопросов у меня почти не осталось.

— Что вы можете сказать об Эрихе?

— Что сказать? Ну, познакомились в поезде. Вроде вежливый молодой человек. Интеллигентный…

— Не знаете, где он сейчас?

— Кажется, у Тенгиза.

— Ясно, — говорю я, но ясности-то как раз нет. Как, например, они успели перезнакомиться: Степан Гаврилович. Эрих, Рубин, теперь еще и Тенгиз? Если б речь шла о соседях по купе — куда ни шло, а тут — сплошные знакомые. Паспорта они, что ли, друг другу предъявляли? Или едут одной компанией?