Имбирь и мускат - [103]

Сарна фыркнула и села.

— Дура, какой глупый поступок с ее стороны! Женщина не может вот так запросто бросить мужа! На что она будет жить?

— Мама, почему бы тебе не забыть о своих предрассудках и не проявить хоть капельку сочувствия к дочери! Гораздо проще опустить руки и жить с нелюбимым человеком. Только храбрая женщина способна прекратить отношения… — начал Раджан.

— Ох-хо-хо! Послушайте-ка, и это говорит наш специалист по семейным делам, мистер Вечный холостяк! Да у тебя каждые полгода новая подружка! — Сарна повела рукой в воздухе, словно хотела стереть Раджана. — «Проще жить с нелюбимым человеком»! Да что ты об этом знаешь?! Что ты смыслишь в семейной жизни? Приходишь нас навестить, а сам секунды считаешь, ждешь не дождешься, чтобы сбежать! Хаи, да посмотрите на него, он и сейчас на часы глядит!..

— У меня сегодня встреча, — сказал Раджан, оторвав глаза от настенных часов в форме Африки. Черные стрелки показывали, что у него осталось десять минут.

— Ха! У тебя вся жизнь — одна большая встреча! Даже мы — графа в твоем расписании. Приходишь к нам раз в два месяца и исчезаешь. Что, неправда? Спроси хоть… — Сарна кивнула в сторону Карама. Тот промолчал, но это не умерило ее пыла. — Ты вечно торопишься, усидеть на стуле не можешь — постоянно ерзаешь.

— Разговор, кажется, не обо мне. — Раджан сжал и разжал кулаки. — Нам нужно обсудить развод Пьяри, и побыстрей, потому что я скоро уйду.

— Да, да, убегай! — Сарна будто бы смахнула с груди крошки. — Проще некуда — взял сумку и за дверь! Остаться в семье намного труднее, учти. Мне это хорошо известно. Ты и представить не можешь, с чем мне приходилось мириться. Я страдала за своих детей — и ради чего? Чтобы они читали мне лекции о том, как легко уходить? Сынок, имей совесть. Думаешь, ты такой современный и разумный… От нашей семьи ничего бы не осталось, выбери я хоть раз легкий путь.

Раджан молчал.

— Нельзя ли как-нибудь отговорить Пьяри от… ее затеи? — Карам вернулся к насущному вопросу. Он был не в силах произнести слово «развод».

— Вряд ли, папа. Они уже подали документы, — ответил Раджан.

Все же отец и мать, каждый по-своему, пытались образумить Пьяри.

— Дживан что-то сделал? Можно мне с ним поговорить? — спросил Карам, когда застал дочь одну дома.

— Нет, питхаджи, он ничего не делал, — ответила она, про себя добавив: «И в этом-то вся беда». Дживан был больше предан работе, нежели семье. Пьяри мало-помалу начала понимать, что он неисправимый трудоголик. Она признала поражение и уехала в Лондон, забрав детей.

— Вот как? Правда? Тогда зачем вам расставаться? — Карам не мог уяснить причину их развода.

— Между нами не осталось никаких чувств. Что толку так жить? Одна показуха.

— Зато какая! — воскликнул Карам. — Он в Канаде, ты здесь. У вас есть дети, ты его почти не видишь, он оплачивает все твои нужды. Только подумай, ведь многим людям еще хуже. Посмотри на нас с мамой — разве мы счастливы? Нет, это тоже показуха, и куда менее удачная. А вы можете жить раздельно под благовидным штампом в паспорте. Вы ведь уже давно так обходитесь, почему сейчас решили расстаться? Никому нет дела, если ты не ладишь с мужем. А когда ты его бросишь, слухам не будет конца. Пойдут пересуды. Так не годится. Пожалуйста, подумай хорошенько!

— Питхаджи, уже поздно. — Несмотря на то что слова отца причиняли ей боль, Пьяри их выслушала. Он ведь тревожился за нее и по-своему пытался помочь: подчеркивая те ценности, которыми жил сам.

Зато Сарна как будто нарочно хотела ее ранить. Она привычно уселась на кожаный диван и принялась отчитывать Пьяри:

— Жизнь женщины нелегка, нам суждено страдать. Страдать! Как только ты это поймешь, смириться будет проще. — Она часто говорила о нелегкой участи слабого пола, подразумевая исключительно себя. Сарна не спорила, что и на долю других выпадают муки, но она якобы оказалась в эпицентре землетрясения, в то время как остальные женщины ощущают легкую дрожь. Такой взгляд на мир помогал ей жить. Когда Сарна поняла, что ее решения неизбежно повлекут за собой неурядицы, она приняла их с распростертыми объятиями. С удовольствием играя роль мученицы, она изобретала, холила и лелеяла новые невзгоды. Гораздо проще пережить горе, если считать себя жертвой обстоятельств.

— Посмотри на меня, после всего, что натворил твой питхаджи, я до сих пор рядом с ним, готовлю ему и стираю. Если я смогла, почему ты не можешь? А? Почему?

Пьяри никогда не понимала, с какой стати мама считает их брак образцом для подражания. Нормальные родители наставляли детей, чтобы те не повторяли их ошибок, а Карам и Сарна, давно разлюбившие друг друга, мнили свою семейную жизнь великим достижением.

— Дживан тебя бил?

Пьяри покачала головой.

— Оскорблял? Изменял?

Снова покачала.

— Нет?! Хаи! Подумай о бедных вдовах, как наша Найна! Ведь ты бросаешь достойного мужа! — тараторила Сарна.

Пьяри поглядела на мать. Понимает ли она, что равнодушие — своего рода предательство, а без любви и вовсе нет жизни? Одна Найна ей сочувствовала. Еще до того, как Пьяри все рассказала, Найна поняла, что у них с Дживаном что-то не ладится, и постаралась утешить сестру.