Илья Репин - [60]
Приезжайте!
Ведь в тот раз вышла чепуха и путаница: Илья Гинцбург сказал мне, что Вы получили приглашение от Академии Наук и не нуждаетесь в визе.
Я, по наивности, поверил его словам.
А теперь берусь выхлопотать визу в три дня…
Приезжайте! Приезжайте! Приезжайте!..»[215].
Однако поездка Репина не состоялась.
Но Репин не терял надежды снова повидать Чуковского. Отвечая И. И. Бродскому, собиравшемуся приехать в Финляндию, посетить «Пенаты», он писал:
«Тащите с собой Чуковского: я его люблю по-прежнему и нас связывают интересы, в которых он незаменим»[216].
Пожалуй, ярче всего привязанность Репина к Чуковскому проявилась в известном репинском письме, значение которого трудно переоценить. Письмо было отправлено из Куоккалы в августе 1927 года. Все лето Репин тяжело хворал, и под влиянием этого он писал Чуковскому:
«Теперь следует: сериезное, как последний момент умирающего человека — это я… Вопрос о могиле, в которой скоро понадобится необходимость. Надо торопиться…
Я желал бы быть похороненным в своем саду. Т[ак] к[ак] с момента моей смерти, я, по духовному завещанию покойной Н[атальи] Б[орисовны] Нордман, перестаю быть собственником земли, на которой я столько лет жил и работал (что Вам хорошо известно), то я намерен просить: во-первых, нашу Академию Художеств, которой пожертвована эта моя квартира… разрешения в указанном мною месте: быть закопанным (с посадкою дерева, в могиле же)… Следует обратиться… к Финляндскому Посольству — разрешить эти похороны меня в моем (бывшем) саду…»[217].
Из Дневника Чуковского:
«Получил от Репина письмо, которое потрясло меня — очевидно, худо Илье Ефимовичу. Я пережил новый прилив любви к нему»[218].
В тот же день Чуковский ответил Репину:
«…не стану писать Вам пошлостей и фальшей. Ни в утешениях, ни в соболезнованиях Вы не нуждаетесь. Вы всю жизнь больше всего ненавидели институтство, сентименты и фразы. Поэтому сообщу Вам просто, что Ваше желание будет выполнено. Сегодня вечером я увижу Луначарского, он в Сестрорецком курорте, я попрошу его, чтобы Ваша последняя воля — о месте погребения, о гробе, о посадке дерева была выполнена в точности. Был сейчас в Русском музее, но П. И. Нерадовского не застал. Он в Москве: (Москва 69, Скатертный 11, кв. 17). Я сейчас же посылаю ему копию Вашего письма»[219].
В последующие годы переписка продолжалась.
В 1929 году Репину исполнилось 85 лет и Чуковский обратился к нему с таким юбилейным посланием:
«1 августа 1929
Дорогой Илья Ефимович!
Я счастлив, что могу поздравить Вас с 85 годовщиной Вашей славной труженической жизни.
Бог сохраняет Вас так долго среди нас — именно для того, чтобы Вы могли отдохнуть от своих нечеловеческих трудов. Отдыхайте всласть, и пусть на душе у Вас будет спокойно и весело. Всю жизнь я буду гордиться тем, что знал Илью Репина и был близким свидетелем его титанического труда.
Завтра, по приглашению здешних рабочих и школьников, я буду рассказывать им о Вашей жизни и о Вашем творчестве.
Весь Ваш Чуковский.
Очень бы мне хотелось знать, как отнеслись финны к Вашему 85-летию».
Репин тотчас отозвался письмом, которое оказалось последним:
«О, милый, дорогой Корней Иванович!
У финнов я сподобился, мне показалось, чего-то вроде национального торжества!.. Да, такие полные торжества бывают только в последние времена… И действительно, после такого счастья я считаю, что мне осталось толь-к о умереть.
Прощайте, Корней Иванович — Вас я хотел бы особенно расцеловать на прощание. Я теперь уже не смею никому говорить — до свидания!
Прощайте! Прощайте!
Ваш Илья Репин»[220].
30 сентября 1930 года И. Е. Репина не стало. Его похоронили в парке «Пенатов» — последняя воля художника была исполнена.
В июне 1962 года в «Пенаты», восстановленные после войны, вместе с первыми посетителями пришло письмо от восьмидесятилетнего К. И. Чуковского:
«Я непременно приеду, — писал он, — поклониться тем священным местам, с которыми у меня связано столько лучших воспоминаний за всю мою долголетнюю жизнь».
ИЛЛЮСТРАЦИИ
