Иллюзия реальности - [23]

Леверье с видимым удовольствием отпил глоток сока.

— Только не повторяйте, пожалуйста, что в основе ваших действий лежат чисто абстрактные соображения о нецелесообразности новых контактов с Перворожденными. Я не в состоянии воспринять ситуацию, когда ради каких-то теоретических посылок портят людям жизнь и уничтожают материальные ценности. Назовите более приземленные причины. Может, вы поступаете таким образом неосознанно, безотчетно, находясь в плену непонятного вам внутреннего влечения? Может, нечто двигает вами, как безвольной марионеткой?

— Не надо оскорблений! — с холодом в голосе произнес Леверье. — С давних пор, как я закончил Школу Гуро — вы этот факт должны были узнать, если готовились к разговору со мной — так вот, с тех самых пор я всегда и везде полностью контролирую свое поведение. У меня — в отличие от большинства людей — развиты навыки восприятия первых слоев подсознания. Я абсолютно устойчив ко всем известным видам суггестивных воздействий.

— Так в чем дело?!

— Действую я по собственной инициативе. Никто ничего мне не указывал и не приказывал — прошу считаться с этим фактом.

— Но почему вы поступаете именно так?

— Я безмерно удивлен, любезный вы мой, вашим нежеланием обсуждать общие аспекты желательности или нежелательности общения с Перворожденными. Если говорить предельно коротко, можно привести народную приговорку, как-то услышанную мною из уст Кокроши, бывшего воспитателя вашего уважаемого Олмира. Звучит она так: по одежке протягивают ножки. Применительно к обсуждаемому случаю эта мудрость интерпретируется как очевидный и абсолютно достоверный факт пребывания человечества и Перворожденных в совершенно разных категориях, в разных познавательных нишах. Посему и держаться от них следует подальше. Мы для них что муравей для слона. Или того меньше. Они сметут нас, не моргнув и глазом. И, возможно, даже не поняв, что сотворили. Вот почему я прикладываю все силы, чтобы обуздать вашу гордыню, не дать вам и вам подобным лезть в огонь в призрачной надежде выхватить из него что-нибудь стоящее.

— Примерно то же самое я читал у квартарцев. Получил не так давно длиннющее послание от них. Вы не только среди ремитцев пропагандируете свои пораженческие взгляды?

— В последние лет сто не имел честь общаться ни с одним квартарцем. Если они говорят то же самое, что и я, — значит, я недалек от истины. Как-никак, их много миллиардов — неисчерпаемый кладезь мудрости. Умные мысли приходят в голову многим, лишь глупость уникальна.

— Спорные слова.

— Кому — как.

— Для меня слова есть слова и ничего более.

— Ну, ежели вы не удовлетворены прозвучавшими разъяснениями, мне придется сказать следующее: мое противление отправке экспедиции к Шару есть проявление… э… верноподданнических чувств к Олмиру Обаятельному, Вернувшемуся королю Ремиты.

— Не понял.

— Мой патрон — а граф-то, спохватился Шоанар, член королевской администрации, один из ближайших советников Олмира Обаятельного — как-то произнес, что можно было бы придумать иную цель первой исследовательской экспедиции Ремиты. Мы планировали отправиться к Медузе семь лет назад. За это время много воды утекло. Неужели не возникло более неотложных проблем? Однако вы, имперцы, даже не удосужились обсудить в Академии наук возможные корректировки программы космических исследований. Из верноподданнических чувств я пытаюсь в меру сил обратить ваше внимание на допущенную бестактность в отношении королевской особы.

Шоанар хмыкнул. «Имперцами» называли сотрудников аппарата управления, подчиненного Олмиру Пятому, магу, сыну Олмира Обаятельного. Властной и деятельной натуре воскресшего короля претила сама мысль быть в чем-либо на вторых ролях, даже у собственного сына, и он лихорадочно расширял сферу своего влияния.

— Не было альтернатив. Академия наук не пересматривала прежнее решение. Из королевской канцелярии, между прочим, тоже не поступало никаких предложений.

— Вы немного неправы. Было по крайней мере одно письмо. Я сам подписывал его у Олмира Обаятельного и сдавал на рассылку.

— Но все прочие члены Коронного Совета высказались против обсуждения. В этом случае вопрос закрывается автоматически.

— Может быть, когда поднимаемая проблема незначительна. Но у Ремиты всего один исследовательский звездолет. Более пяти лет его эксплуатировали в Содружестве. А как вернули — так сразу же на него наложили лапу имперцы. Словно это ваша собственность. Надо же ремитцам когда-то и самим воспользоваться плодами своих трудов! Вы могли б соблюсти хотя бы видимость приличий?

— Причем здесь какая-то видимость! В чем суть ваших упреков?

Между королевской и императорской администрациями в последнее время усилились трения. Им было, о чем поговорить, что обсудить.

Объединение ремитского королевства с крошечной меритской общиной, рассеянной на пятнадцати фактически необитаемых планетах, породило множество головокружительных проблем, связанных с «подгонкой» жизненных стандартов жителей возникшей империи и унификацией юридических норм. Меритцы жили, что называется, не по законам, а по понятиям, за долгие годы изгнания не удосужились заняться юриспруденцией, не составили писаного свода нормативно-правовых актов. Главную общественную заботу видели в удовлетворении духовных запросов магов. Ремитцы, переселявшиеся на их планеты, — а таковых набралось уже не один миллион — несли свой, устоявшийся уклад жизни, не всегда могли или просто не хотели подстраиваться под коренных жителей. Это создавало сложнейшие бытовые коллизии, и императорская администрация с головой окунулась в них.