Иллюзия реальности - [25]

Бурное кипение верхушки ремитского общества выковывало удивительно яркие личности — вот где в полной мере оказались затребовательными его навыки психоаналитика. Он проявлял чудеса изобретательности, выкладываясь на все сто, не спал ночами. А в итоге прикипел сердцем к Ремите, к новым друзьям в окружении Олмира, и уже не представлял себе существования в ином месте. Вдобавок к первому своему дому, построенному сразу по приезду на Ремиту, рядом с Замком Размышлений на Перекрестке он воздвиг второй. С большим садом и глубоким прудом, с двух сторон затененным высокими крытыми верандами из красного дерева. И все чаще мысленно представлял себе: вот он отойдет на покой и начнет по-настоящему — не так, как сейчас, в случайных промежутках между делами, — ухаживать за цветами.

Жаль только, что нежно лелеемый проект его, условно называемый геронтеллектом, пробуксовывал.

В былые годы он гордился тем, что его называли одним из столпов-зачинателей новой науки — психоаналитики, позволяющей отыскивать хитрые ключики скрытого манипулирования общественным сознанием. Причислили его к когорте классиков, величайших мыслителей человечества, открывающейся именами Пифагора, Аристотеля, Бэкона, Ньютона… и сквозил за дифирамбами безапелляционный приговор: все, больше ничем ты нас не удивишь. Не позволено человеку в своей жизни стать великим более одного раза. Из чувства противоречия он пытался доказать обратное. И нашел: разработать способ предотвращения старения психики. Сейчас, когда продолжительность каждой человеческой жизни стала неопределенно большой, эта проблема приобрела особую актуальность.

Все согласны, что мышление человека с возрастом изменяется. В молодости бурлящие эмоции выплескивают нетривиальные мысли и внезапные озарения. Ум гибок, за счет богатого ассоциативного мышления способен решать головокружительные задачи. Но несерьезное, игривое отношение к жизни часто препятствует поступать рационально. С возрастом человек яснее видит возникающие перед ним цели, в состоянии с математической точностью — вплоть до циничности — рассчитывать последовательность их достижения. Однако из-за снижения творческого потенциала и закоснелости не всегда может найти самый правильный путь. К тому ж приобретенные за долгие годы привычки и трафареты застилают глаза, лишая возможности воспринимать новое, — старые стоптанные тапочки всегда комфортнее новых модных туфель. Как преодолеть тенденцию постепенного, но неотвратимого превращения человечества в рыхлое собрание брюзжащих ретроградов, чурающихся любого нововведения?

В полной мере использовав свои обширные связи в научном сообществе Галактического Содружества, он разделил единую проблему на множество казалось бы независимых, частных задачек и распараллелил процесс ее решения. Тысячи людей занимались узкими исследованиями, не догадываясь, для чего они, собственно говоря, нужны, какова конечная цель их изысканий. Он объединял полученные ими результаты, словно выкладывая гигантский паззл, а самому себе оставил самый лакомый объект изучения — Олмира с его друзьями по королевскому колледжу, которые с ранней юности получили возможность существования в Дуатах, изобретенных меритскими магами. В этих надпространственных образованиях время текло в миллионы раз быстрее, чем в человеческом мире. Тем самым он мог наблюдать уникальное явление: многотысячелетний человеческий ум в юном теле.

Все бы ничего, но изменения в мышлении императора противоречили результатам, полученным другими участниками геронтеллекта. Словно бы Олмир при каждом посещении своего Дуата истончал человеческое начало.

— Леверье уверен, что действует полностью самостоятельно, что за ним никого нет, — констатировал Олмир.

Император мог бы добавить «как я и говорил, что вы понапрасну потеряете время на пикировку с графом», и Шоанар был благодарен ему, что не было такого продолжения фразы. Кивнув в знак согласия, он поспешил подтвердить:

— Вы совершенно правы, Ваше Императорское Величие. У меня сложилось такое же впечатление. Тем не менее, разговор с графом Леверье был нужен. Мы убедились, что он явный враг.

Олмир промолчал, и советник тщетно пытался понять, согласен император с его последними словами, или нет. Поскольку молчание затягивалось, произнес нейтральное:

— Что-то много недоброжелателей вокруг нашей экспедиции. Леверье оседлал стихийно возникший процесс. Многие ремитцы, очень многие, не желают ее. Мне не совсем понятны причины такого поведения.

— Потребность присесть перед дальней дорогой.

— Простите, не понял.

— Когда смотришь на кошку — кошка смотрит на тебя. Изменяя мир, изменяешься сам. Встретил Перворожденных — готовься к крупным неожиданностям. Люди это чувствуют, но не могут выразить свои опасения словами.

— Я подумаю над тем, чтоб у наших граждан было больше оптимизма.

— Не надо.

— Но почему?

— Не надо… их разочаровывать. Опасения их не беспочвенны.

Шоанар замер в почтительном внимании. Как-никак, но перед ним сидело Живое Божество, сам Олмир Удерживатель, вроде бы склоняющийся — о, счастливое мгновение! — поделиться с собеседником своими сокровенными мыслями.