Иллюзия правды. Почему наш мозг стремится обмануть себя и других? - [25]

. «Поверь, у меня отличные гены», – заявляет он. Павлины, которым не удается убедительно рассказать свою историю, – и павлиньи самки, которые к ним не прислушиваются, – с меньшей вероятностью передадут свои гены следующим поколениям. В ходе миллионов лет рассказчики историй (и их слушатели) плодились и размножались, а системы мозга, создающие их и внимающие им, закрепились и передались нам по наследству.

Древние греки описывали два совершенно разных способа мышления – логос и мифос. Логос, в общих чертах, относился к миру логического, эмпирического и научного. Мифос – к миру снов, сторителлинга и символов. Как и многие нынешние рационалисты, некоторые древнегреческие философы ценили логос и свысока смотрели на мифос. Логика и разум, заключили они, делают нас современными; истории и мифология примитивны. Но множество ученых прошлого и настоящего, включая многих современных антропологов, социологов и философов, рассматривают более сложную картину, где мифос и логос взаимосвязаны и взаимозависимы. Сама наука согласно этой точке зрения опирается на истории. Фреймы[41] и метафоры, которые мы используем для понимания мира, определяют совершаемые нами научные открытия; определяют даже то, что мы видим. Меняются фреймы и метафоры – меняется сам мир. Коперниканская революция включала в себя не только научные вычисления, но и новую историю о месте Земли во Вселенной. Дарвиновская теория эволюции изменила наше самовосприятие – переписала историю о роли человека в сотворении мира. Те, кто постигает идеи Эйнштейна, видят другой мир по сравнению с теми, чье понимание физики ограничено ньютоновской механикой.

Я безоговорочно поддерживаю вторую точку зрения. Две стороны нашего мозга взаимосвязаны и взаимозависимы. Правила игры вплетены в ее тактику. Для того чтобы логика и рациональность, логос, воплотили в реальность свое видение лучшего мира, им необходим мифос, мир историй, символов и мифов.

Вот любопытный случай: в 2007 году уличный музыкант в бейсболке встал у мусорного бака возле станции метро в Вашингтоне и заиграл на скрипке. На протяжении следующих 43 минут он исполнил шесть классических композиций, в то время как мимо прошли свыше тысячи человек. Большинство людей спешили по своим делам и не обратили на скрипача внимания; лишь 27 человек остановились послушать. Кстати, этим музыкантом был Джошуа Белл, один из самых знаменитых скрипачей в мире. Некоторые из пассажиров вашингтонской подземки, в спешке пробежавших мимо, заплатили бы сотни долларов, чтобы послушать его игру в концертном зале. За свое уличное выступление Белл в общей сложности заработал 37 долларов и 12 центов, не считая двадцатки, полученной от единственного человека, который его узнал. Скрипка, на которой он играл, Gibson ex-Huberman работы Антонио Страдивари 1713 года, стоит чуть меньше четырех миллионов долларов.

Выходку построила газета The Washington Post, позднее опубликовавшая об этом статью. Произошедшее во многом напоминало розыгрыш Пенна и Теллера, но обратный: если по своей глупости люди переплачивают за обычную воду, налитую в модную бутылку, то по той же глупости могут не распознать гения без соответствующей подачи. Подтекст статьи The Washington Post состоял в том, что люди оказались балбесами, упустившими шанс насладиться великолепной музыкой. История нашла отклик у читателей. Статья удостоилась Пулитцеровской премии.

Но один важный психологический нюанс все же был упущен: музыка, которую вы слышите, когда Джошуа Белл играет на улице возле мусорного бака, а вы проноситесь мимо него, потому что опаздываете на работу, даже отдаленно не напоминает ту, что вы слышите, когда Джошуа Белл играет в концертном зале, а вы заплатили сотни долларов, чтобы попасть на его выступление. Если вы раскошелились на билет, уселись в зале вместе с другими ценителями прекрасного и полностью погрузились в происходящее, ваши уши и разум работают по-другому и в конечном счете сама музыка звучит иначе. Позже Джошуа Белл признавался в интервью The Washington Post, что музыка, которую он играл у станции метро, была не похожа на ту, что он создает в абсолютной тишине концертного зала, когда необходимость безукоризненного исполнения вкупе с ожиданиями публики и его собственными влияет на то, что он исполняет. Это не означает, что на углу улицы невозможно насладиться великолепной мелодией. Однако нас не должно удивлять, что история, сопутствующая композиции, может в корне изменить то, что мы услышим. Меняется история – меняется и музыка.

II. Поиски смысла

Глава 5. У сердца свои доводы

Ничего не вернем – чувств двух равных нет,

Но быть больше влюбленным – вот мой завет.

Уистен Хью Оден. «Тот, кто любит больше»[42]

В ходе длительной эволюции природа изобрела бесчисленное множество путей решения проблем, с которыми сталкивались живые организмы. Всемогущий естественный отбор снабдил растения и животных впечатляющим арсеналом средств защиты от жары, холода, хищников и вирусов. По мере того как усложнялся мозг животных, а эволюция наделяла их эмоциями, существа начали разрабатывать способы справляться с эмоциональными угрозами. Многие из них включали самообман.