Иллюзии - [16]

Именно потому, что Джиллиан не видела потрясающей схожести, которую видели другие, она открыто смотрела в лицо кузену мужа, с мечтательной улыбкой вспоминая время, которое они проводили втроем, и могла признаться Брэду, что благодарна ему за дружбу, не опасаясь, что он поймет ее неправильно. Выражение лица Брэда сказало ей, что он все понимает, и ее лицо снова приняло горестное, но в то же время решительное выражение.

— Нет, Брэд. Спасибо тебе, но мне и правда хочется побыть одной. И кроме того, я вовсе не одна. Со мной Энни.

Услышав свое имя, охотничья собака, лежавшая свернувшись клубочком у ног Джиллиан, подняла голову. Джиллиан ласково погладила ее и, посмотрев на любимые встревоженные лица окружавших ее родных, храбро улыбнулась:

— Все будет хорошо.

После того как все ушли, Джиллиан вышла в благоухающий розами сад и застыла, глядя на сверкающее звездами небо. Вдали лежал океан, бескрайний, черный и такой холодный.

«О, Чейз!» — кричало ее сердце, а мысли вертелись вокруг вечера вторника. Его образ стоял перед ее взором как живой: красивое лицо, искаженное от ее жестоких слов; серые глаза, вспыхнувшие от гнева, когда он понял, что она настроена решительно; а потом знакомая ей нетерпеливость, погнавшая его прочь из дома в тот момент, когда она уже решилась поделиться с ним накопившейся в ее сердце горькой правдой и постараться выяснить, что его так гнетет.

Она снова и снова прокручивала в уме их разговор.

«— Дай мне еще один шанс, Джилл.

— Как я могу? — спросила она, надеясь, что он поможет ей найти выход из положения.

Но в ответ она услышала его просьбу:

— Пожалуйста, подумай, прежде чем решать окончательно.

Но еще до того, как она смогла ответить, его нетерпеливость, которую она так хорошо знала и так ненавидела, в который уже раз погнала его из дома и от нее. Джиллиан знала, что он уйдет, прежде чем услышала его голос:

— А сейчас я должен уйти.

— Куда? — потребовала она ответа, хотя хорошо знала, что Чейз отправится на свою яхту, чтобы уплыть, убежать — как всегда.

— Я должен уйти, — повторил он, не отвечая на ее вопрос. — Ты дождешься меня? Пожалуйста, подожди, пока я вернусь. Тогда мы и поговорим. Я обещаю. Джилл? Джиллиан?»

Она ответила на эту отчаянную мольбу Чейза равнодушным молчанием, вызванным ее гневом и болью… И он, не получив ответа, ушел навсегда.

И сейчас, вытирая набежавшие слезы, она шептала, глядя на темное, усыпанное звездами небо:

— Я ждала тебя, Чейз. Мне хочется надеяться, что ты почувствовал это… и что, умирая, ты знал, что я всегда любила тебя.

— Я боюсь за нее, Клаудиа, — признался Эдвард жене.

Они лежали в постели в своем доме в Брентвуде, и она нашла успокоение в его объятиях.

— Думаю, она сильнее, чем кажется.

— Это из-за него, — с горечью ответил Эдвард. — Ей было необходимо стать сильной, чтобы прожить с ним последние шесть лет. Наверное, я допустил ошибку, не предупредив ее, что для нее будет лучше, если она не свяжет с ним свою жизнь.

— Большую ошибку, — согласилась Клаудиа, содрогнувшись от горя при мысли о сыне и о том, что могло бы быть и чего уже никогда не будет.

Клаудиа знала, что должна скрывать свое горе от человека, который с такой нежностью держал ее в своих объятиях. Она рассказала Эдварду много правды об умной, но нелюбимой девочке-сироте, какой она когда-то была. Но она никогда не рассказывала ему о близнецах-сыновьях, которых она родила для Рейчел и Виктора Кинкейда, и не рассказывала об этом даже тогда, когда Джиллиан неожиданно встретила и влюбилась в близнеца, который родился первым.

Лежа в объятиях мужчины, которого она любила и который сейчас наверняка думал о том, какое несчастье принес ее сын его дочери, она вспоминала тот счастливый ноябрьский рассвет, который встретил ее новорожденного сына радужным обещанием счастья и любви. В тот день Клаудиа поклялась Виктору Кинкейду, что никогда не потребует вернуть ей ребенка. И она сдержала это обещание даже тогда, когда брак с Эдвардом привел ее в Лос-Анджелес.

Она читала все статьи о блестящем молодом киномагнате и долго рассматривала фотографии мужчины, который был таким же красивым, как и его отец; и она радовалась и гордилась его чудесным даром дарить миру фильмы, полные любви и надежды. Но даже тогда она не нарушила своей клятвы. Ей не хотелось разбивать светлые иллюзии своего сына и порочить дорогие ему воспоминания о трагически погибших родителях в охотничьем домике на озере Тахо в День благодарения.

Клаудиа поклялась никогда не раскрывать правду своему сыну, но в душе всегда хранила надежду, что настанет день и она его встретит. Это было фантастическое желание. Она понимала, насколько мал шанс, что когда-нибудь сведет выдающегося киномагната и хирурга. И все-таки однажды судьба предоставила ей этот шанс.

Случилось так, что на одном из многочисленных благотворительных вечеров Виктор Чейз Кинкейд случайно познакомился с Клаудией Грин Монтгомери. Этот случай перевернул всю ее жизнь. Наконец-то после стольких лет она встретилась с сыном.

Но ничего хорошего не было в том, что красивая молодая, но очень застенчивая девушка, доводившаяся ей падчерицей, мечтавшая посвятить свою жизнь обучению детей бедняков, случайно познакомилась с самым завидным в южной Калифорнии женихом и мало того — вышла за него замуж.