Ильич - [59]

— Трёх хватит, — отрезал человек в шляпе и нажал Серому на плечо так, что он едва не упал на колени. — Ну, так что? Договорились?

У Серого после покупки цепочки оставались деньги — хватило бы и на четыре, а если брать у Ханбабая, то и на пять впритык.

— Договорились, — кивнул он. — Только ехать надо прямо сейчас.

— Не вопрос, — человек в шляпе кивнул молодому. — Рамиль, заводи.

Глава восьмая

— Он тебе кто? — спросил врач с помятым лицом и странными, кривыми морщинами на лбу.

— Так, никто… Отчим, — ответил Серый.

Афганца только что увезли из приёмного покоя на каталке, хмурый Мухаметкулов на стойке регистратуры заполнял протокол. Серый и помятый врач стояли в стороне.

— Дела его плохие, — сказал врач. — Ноги перебиты в нескольких местах, множественные переломы со смещениями… Ходить, скорее всего, уже никогда не будет. Если…

Он замолчал, вытащил пачку польских сигарет «Клубовые», покрутил в руках.

— Что — «если»? — спросил Серый.

— Если выживет, — врач посмотрел Серому в глаза. — Организм ослаблен, сильная интоксикация вследствие регулярного употребления… Он давно пьёт?

— Всегда, — ответил Серый.

— Сергушёв, — окликнул его участковый. — Подойди.

Серый подошёл, взял ручку, расписался в протоколе.

— Говорят, — Мухаметкулов посмотрел на Серого так, словно он был бездомным котёнком, с жалостью и брезгливостью, — что ты какой-то клад откопал?

— Кто говорит? — Серый выпятил подбородок.

— Надо государству сдать, — мягко продолжил Мухаметкулов. — Двадцать пять процентов получишь.

— Это не клад, — покачал головой Серый. — Это цветняк. Бронза.

Мухаметкулов забрал протокол, надел фуражку на лысую коричневую голову.

— Да, знаю. Сто двадцать тонн, — тихо сказал он. — Беги отсюда, парень. Прямо сейчас беги. Не поможет тебе эта бронза.

— Да щас! — окрысился Серый. — А кому поможет? Вам, что ли?

— Сантый[26], — вздохнул Мухаметкулов, убрал протокол в папку, сгорбился и пошаркал к выходу.

Серый понял, что слухи об Ильиче разошлись по Средневолжску, как круги по воде.

Серый постоял, напружинившись, словно перед дракой, но больше с ним никто разговаривать не собирался, и он тоже пошёл на воздух. Там его ждали шляпа, оказавшийся фельдшером, и молодой водила «Скорой» Рамиль. Серый молча достал деньги, отдал.

— Во, как договаривались, — обрадовался фельдшер. — Пацан сказал — пацан сделал. Айда с нами, бухнешь?

Серый отрицательно покачала головой, сунул руки в карманы и пошёл по растрескавшейся асфальтной дорожке к выходу из больничного городка. Он шёл, а мысли крутились где-то далеко, и Серый даже не понимал, куда идёт — просто брёл себе, словно влюблённый после свидания.

От него, грязного, шарахались прохожие, на него лаяли собаки, кто-то подходил поздороваться, кто-то окликал, но Серый не обращал внимания, шёл себе и шёл.

А когда пришёл и ощутил себя, то увидел, что стоит на «Бане», в Клюквином дворе. И понял, что его влечёт сюда, к этому подъезду, к батарее на втором этаже, к серому окну…

Там — и с Клюквой — он в первый, и в последний, наверное, в жизни раз был свободен. Свободен совсем. Душа пела. Всё казалось выполнимо, по плечу.

Вообще — всё.

«Надо было бухнуть с водилами, — подумал Серый. — А потом помахаться. И пусть бы меня ушатали. Зато — не думать».

Он вышел с «Бани», прошёл мимо витрин «Шестого» гастронома, увидел своё отражение в зелёных, дрожащих стёклах, и разозлился окончательно.

* * *

…Ханбабай, красивый, статный мужчина, похожий на певца Муслима Магомаева, торговал спиртным круглые сутки. Его маленький магазинчик у городского рынка, устроенный в полуподвале обычной пятиэтажки, знали все алкаши города. Там всегда можно было взять пузырь «чего-нибудь», от дорогих импортных коньяков до мензелинской водяры или спирта «Рояль». Ассортимент Ханбабая мог удовлетворить любой, даже самый тощий, кошелёк.

Нет денег? Не беда, дорогой! Шапка давай. Шарф, печатки кожаные? Давай. Кольцо? Э, золото? Давай, конечно, вот две бутылки водки, хорошая, польская, «Александр Первый» называется. Совсем ничего нет? А паспорт есть? Э, давай, что ты, паспорт хороший. Завтра деньги принесёшь, паспорт заберёшь. А не принесёшь — серьёзным людям отдам твой паспорт, для бизнеса.

Серый спустился по заплёванным ступенькам, дёрнул бронированную дверь с решетчатым окошком, устроенным для ночной торговли. Он не знал, что отдать Ханбабаю за бухло, но выпить ему хотелось настолько сильно, что он был готов дать отрубить палец, лишь бы заполучить бутылку водки.

В маленьком помещении с низкими сводами, все стены которого занимали стеллажи с бутылками, топтались несколько мужичков, рассчитывающих алкогольный бюджет своего вечера. Хозяин заведения скучал за прилавком, одним глазом поглядывая в телевизор, на минимальной громкости показывающий западные клипы.

— Здравствуйте, — сказал Серый, и оперся локтями на прилавок.

— Здравствуй, дорогой, — стандартно ответил Ханбабай, лениво повернул голову, посмотрел, кто с ним поздоровался, и тут Серый увидел, как по лицу Ханбабая прошла целая гамма плохо скрытых эмоций: непонимание, узнавание, сомнение, озарение, и, наконец — радость.

— Ай, какие гости! — закричал Ханбабай, вскакивая со стула. — Давно не заходил, дорогой! Рад видеть. Что хочешь брать? Есть коньяк хороший, французский. Есть вино, вкусное, итальянское, девушка довольна будет. Или что хочешь?