Ильф и Петров - [7]

Здесь они попросили ее закрыть глаза.

Затем они подхватили Пульсатилу под руки и бережно повели ее по площади к ее центру, к Луксорскому обелиску.

Рассказывая об этом, Петров признавался, что у него было некоторое опасение, как бы поразительная красота площади Согласия, внезапно нахлынув на Пульсатилу, не вызвала бы у нее нервного потрясения. Но он успокаивал себя тем, что красота не убивает. По-видимому, и у Ильфа мелькнуло то же опасение, потому что по Дороге он вдруг спросил Пульсатилу, как у нее с сердцем. Получив утешительный ответ, оба писателя успокоились.

Но вот и Луксорский обелиск. Здесь они остановились. Петров торжественно скомандовал:

– Откройте глаза!

Она открыла. Ильф и Петров самодовольно переглянулись.

Пульсатила Ефимовна медленно поворачивалась вокруг своей оси, величественно, как полководец на параде, оглядывая дефилировавшие перед ней дворцы Габриэля и в глубине между ними прелестный портик церкви Мадлен, и сад Тюильри, с просвечивающим сквозь деревья историческим «Залом для игры в мяч», и за зелено-голубой лентой Сены – античные колонны Бурбон-ского дворца, в которые церковь Мадлен глядится как в свое отражение, и упоительную перспективу Елисей-ских полей.

Петров вспоминал, что он и Ильф тоже, как и спутница их, вращались вокруг своих осей, сопереживая радостное волнение.

Наконец, завершив полный круг, Пульсатила Ефимовна остановилась и произнесла:

– Ну и что?

Петров признавался, что первым его побуждением было вырвать с корнем Луксорский обелиск и хватить его двумястами тоннами Пульсатилу по голове. Кроткий Ильф подтверждал, что и он был близок к тому, чтобы отправить Пульсатилу вслед за Марией-Антуанеттой.

Оба друга вздохнули, снова встали по обе стороны Пульсатилы и препроводили ее обратно к работнику философского фронта, молчаливые и мрачные, как конвоиры.

Вот о чем вспоминалось мне, когда я проходил через площадь Согласия, лавируя меж автомобилей и теней прошлого.

1965