Ильф и Петров - [4]
Старая теща, которая перед смертью рассказывает Ипполиту тайну сокровища, отсылает нас к «Пиковой даме». Это очень легко узнается: умирающая старуха, открывающая секрет богатства, – это, конечно, прямой привет Пушкину.
Никита Пряхин, который лезет спасать четверть хлебной и гуся, (гусь, кстати, тоже красной нитью проходит через текст как единственная универсальная советская ценность: с гусем бежит Паниковский, гуся спасает Пряхин) – этот подвиг Никиты Пряхина травестирует какой эпизод? Конечно, «Дубровский».
Можно было бы горстями вынимать из «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» эти отсылки, постоянно. Я уж не говорю о чрезвычайно жестоких пародиях на современность. Вспомним, как представляют нам Изнуренкова. Нам говорят, что Изнуренков действительно совершал свой подвиг, конькобежец Мельников рвал рекорды, писатель Горький писал большой роман – а мы знаем, какой роман в это время пишет Горький, он пишет «Жизнь Клима Самгина». И надо сказать, что жесточайший шарж на Горького появляется у нас в первой главе, точнее, в предисловии от авторов во втором томе дилогии. Я всегда с наслаждением цитирую этот эпизод:
«И вдруг единообразие вопросов было нарушено.
– Скажите, – спросил нас некий строгий гражданин из числа тех, что признали советскую власть несколько позже Англии и чуть раньше Греции, – скажите, почему вы пишете смешно? Что за смешки в реконструктивный период? Вы что, с ума сошли?
После этого он долго и сердито убеждал нас в том, что сейчас смех вреден.
– Смеяться грешно? – говорил он. – Да, смеяться нельзя! И улыбаться нельзя! Когда я вижу эту новую жизнь, эти сдвиги, мне не хочется улыбаться, мне хочется молиться!
– Но ведь мы не просто смеемся, – возражали мы. – Наша цель-сатира именно на тех людей, которые не понимают реконструктивного периода.
– Сатира не может быть смешной, – сказал строгий товарищ и, подхватив под руку какого-то кустарябаптиста, которого он принял за стопроцентного пролетария, повел его к себе на квартиру.
Повел описывать скучными словами, повел вставлять в шеститомный роман под названием: "А паразиты никогда!”»
Значит, кто у нас в это время пишет четырехтомный, правда, роман на тему «А паразиты никогда», а именно: об истории русской революции? Кто у нас там описывает разнообразных кустарей-баптистов, сектантов, выдавая их, кстати, за стопроцентных пролетариев? И кто в это время задумывает выход журнала «Наши достижения»? Разумеется, Горький. Сама идея: «Наши достижения», которые сменили невинный сатирический журнал «Чудак» – именно Горький первый сказал Кольцову: «Хватит сатиры! Нам нужно говорить о наших достижениях!»
Обратите внимание, что в речи Горького на Первом писательском съезде (это уже значительно позже «Теленка») красной нитью проходит мысль: «Мы мОжем мнОго гОвОрить О наших пОрОках, нО мы сОвсем не умеем гОвОрить О наших превОсхОдных дОстижениях!». Не надо нам сейчас сатиры, нам надо научиться увлекательно говорить о том, как мы хороши.
Естественно, общим местом стала мысль о том, что злейшая пародия здесь содержится и на Маяковского. И, конечно, «служил Гаврила хлебопеком» – это жесточайший привет ему, именно лефовской идее, точнее, идее литературы факта, постановки искусства на службу жизни. Не говоря уже о знаменитом невежестве Маяковского, который, конечно, не написал бы «стремительным домкратом», но тем не менее он гордился тем, что над всем, что сделано, ставит NICHIL. «Книги, что книги?» Читал и перечитывал он только «Что делать?» да Базарова в «Отцах и детях», которого считал своим alter ego. И самое главное, что здесь появляется Хина Члек, которая уж совсем недвусмысленно отсылает к Лиле Брик.
Вопрос: а как же, собственно, совместить с этим восторженные, почти религиозные слова Петрова о том, что вот в этом пространстве тотальной иронии «единственным нашим ориентиром был Маяковский, отрицавший быт»? Да очень просто. Маяковский осмеивается у них в полном соответствии с заветами самого Маяковского: ничего святого, так уж ничего святого. И надо сказать, что Маяковский действительно не обиделся. Ну, может быть, потому, что он себя в Ляписе-Трубецком и не узнал.
При всем этом, при всей откровенно пародийной и издевательской сущности этих романов они восходят к еще двум чрезвычайно значимым архетипам. Мне уже приходилось говорить о том, что в основе каждого культурного мифа, в основе каждой национальной культуры лежат два эпоса: условно говоря, «Илиада и Одиссея» – эпос военный и эпос путешествия, странствия хитреца.
В основании всей послевоенной и, точнее, даже страшно сказать, предвоенной, межвоенной Европы лежит эпос Гашека с его Швейком, который сочетает в одном лице и Дон Кихота, и Санчо Пансу, который попадает в идиотские приключения, роман о котором оказался не окончен не только потому, что Гашек много пил и умер от цирроза, а он потому и пил много, что эта книга не могла быть закончена и он не понимал, чем она может быть закончена. Этот сатирический эпос выводил в никуда. Кстати говоря, может, это и к счастью, что он его не дописал, потому что дальше Швейк попал бы у него в советский плен и стал бы белочехом, а уж тогда книга точно не была бы переведена на русский язык.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.
«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.
В публицистических произведениях А.Курков размышляет о настоящем и будущем Украины.
В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.
Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Знаменитая лекция Быкова, всколыхнувшая общественное мнение. «Аркадий Гайдар – человек, который во многих отношениях придумал тот облик Советской власти, который мы знаем. Не кровавый облик, не грозный, а добрый, отеческий, заботливый. Я не говорю уже о том, что Гайдар действительно великий стилист, замечательный человек и, пожалуй, одна из самых притягательных фигур во всей советской литературе».
«Как Бунин умудряется сопрячь прозу и стихи, всякая ли тема выдерживает этот жанр, как построен поздний Бунин и о чем он…Вспоминая любимые тексты, которые были для нас примером небывалой эротической откровенности»…
«Нам, скромным школьным учителям, гораздо приличнее и привычнее аудитория класса для разговора о русской классике, и вообще, честно вам сказать, собираясь сюда и узнав, что это Большой зал, а не Малый, я несколько заробел. Но тут же по привычке утешился цитатой из Маяковского: «Хер цена этому дому Герцена» – и понял, что все не так страшно. Вообще удивительна эта способность Маяковского какими-то цитатами, словами, приемами по-прежнему утешать страждущее человечество. При том, что, казалось бы, эпоха Маяковского ушла безвозвратно, сам он большинством современников, а уж тем более, потомков, благополучно похоронен, и даже главным аргументом против любых социальных преобразований стало его самоубийство, которое сделалось если не главным фактом его биографии, то главным его произведением…».
Смерть Лермонтова – одна из главных загадок русской литературы. Дмитрий Быков излагает свою версию причины дуэли, объясняет самоубийственную стратегию Лермонтова и рассказывает, как ангельские звуки его поэзии сочетались с тем адом, который он всегда носил в душе.