Il primo tenore - [28]

— Не бойтесь ничего, Алеция, — сказал я, — поезжайте в парк; ворота здесь недалеко. — И я побежал навстречу коляске, которая остановилась подле парка.

Из всех наших предположений исполнилось самое затруднительное. Дверцы коляски растворились, и граф Нази бросился в мои объятия. Как скрыть от него, что тут делается? Он шел прямо к воротам парка, а синьора Альдини только что успела въехать туда со своим жокеем.

— Что это значит, Лелио? — сказал он дрожащим голосом. — Кеккина здесь, она, верно, меня видела и не идет ко мне навстречу? Вы принимаете меня с каким-то холодным, озабоченным видом. Что такое здесь случилось? Вы, однако же, сами писали, чтобы я приехал, и хотели помирить меня с Кеккиной. Отчего же вы как будто стараетесь не пустить меня в парк?

Я хотел ответить, как вдруг Алеция, соскочив с лошади, явилась перед нами в своей вуали. Увидев Нази, она затрепетала и остановилась.

— Теперь я понимаю, — сказал Нази, улыбаясь. — Извините, любезный Лелио; скажите только, куда мне уйти, чтобы вам не мешать.

— Пожалуйте сюда, граф, — сказала ему Алеция с твердостью, взяв его за руку и ведя в парк, где были также Франческа и Лила. Я пошел за ними. Чтобы не стоять против ворот, она поворотила в боковую аллею, и там мы все остановились. Кеккина, увидев Нази, приняла самый суровый вид, именно тот, который принимала она в роли Арзаса в «Семирамиде». Алеция, откинув вуаль, сказала изумленному Нази:

— Граф, две недели назад вы за меня сватались. Я мало вас знаю, но в Неаполе мы с вами несколько раз виделись, и этого уже довольно: я отдаю вам полную справедливость и ставлю вас несравненно выше всех моих прежних женихов. Матушка просила меня, даже почти приказывала мне принять ваше предложение. Князь Гримани приписал, что если мне действительно не нравится Гектор, я должна ответить вам согласием, и тогда он позволит мне воротиться к матушке. От моего ответа зависело, возьмут ли меня в Венецию и пригласят вас туда или навсегда оставят у тетушки с любезным моим кузеном. Однако, несмотря на моё отвращение к Гектору, на все неприятности, которые делает мне тетушка, на то, что мне чрезвычайно хочется к матушке и в мою милую Венецию, и несмотря на все мое уважение к вам, граф, я вам отказала. Вы могли подумать, что я предпочитаю вам Гектора… Да вот он и сам едет к вам, — сказала она, увидев, что Гектор скачет по большой дороге прямо к воротам парка. — Постойте, Лелио, — прибавила она, схватив меня за руку, когда я хотел было бежать к нему навстречу.

Алеция продолжала.

— Я отказала вам, потому что совесть не позволяла мне принять вашего лестного предложения. Я отвечала на ваше любезное письмо, которое получила вместе с матушкиным.

— Точно так, синьора, — сказал граф, — вы мне отвечали с чрезвычайной вежливостью, за которую я очень вам благодарен, но с откровенностью, которая не оставляла мне ни малейшей надежды, и я приехал сюда не затем, чтобы еще раз вас беспокоить. Но если вам будет угодно приказать мне что-нибудь, как человеку, который от всей души вам предан, я почту за счастье исполнить вашу волю.

— Я в этом уверена и надеюсь на вас, граф, — сказала Алеция с ласковым и благородным видом, пожав ему руку. — Предложением вашим я воспользуюсь так скоро, как вы, верно, не ожидаете: теперь же. Скажу вам откровенно: я отказалась от вашей руки, потому что люблю Лелио. Я решилась не выходить замуж ни за кого, кроме Лелио, иначе, конечно, я бы сюда не приехала.

Граф был так поражен этим признанием, что сначала не мог ни слова выговорить. Я смотрел на него с таким вниманием, что ясно прочел в его физиономии: «И я, граф Нази, сватался за женщину, которая влюблена в актера и хочет за него выйти!» Но это было у него минутное чувство. Добрый Нази тотчас опять сделался настоящим рыцарем.

— На что бы вы ни решились, синьора, — сказал он, — я всегда готов исполнять ваши приказания.

— Я у вас в доме, граф, — сказала Алеция, — а кузен мой едет сюда, если не для того, чтобы увезти меня, то, по крайней мере, чтобы удостовериться, что я точно здесь. Оскорбленный моим обращением с ним, он воспользуется этим случаем, чтобы лишить меня доброго имени, потому что он человек без души, без сердца и без воспитания. Я не хочу ни прятаться, ни отпираться. Я накликала на себя бурю, и пусть она разразится перед глазами всего света. Я вас прошу только об одном, — подите на встречу к Гектору и скажите ему от моего имени, что я отсюда поеду не к его, а к своей матушке, и притом не с ним, а с вами.

Граф посмотрел на Алецию с видом серьёзным и печальным, как будто хотел сказать: «Ты одна здесь понимаешь, как смешна будет для света роль, которую ты заставляешь меня играть»; потом стал на одно колено, поцеловал руку Алеции и сказал:

— Синьора, я готов пожертвовать вам, если нужно, даже жизнью.

Потом он подошел ко мне и молча дружески меня обнял. С Кеккиной он забыл поговорить; сложив руки, она с самым философским вниманием смотрела на всю эту сцену.

Нази хотел идти навстречу Гектору; но я не мог снести мысли, что он делается, на свой страх, защитником женщины, которую скомпрометировал я, хоть и невольно. Я хотел, по крайней мере, идти за ним, чтобы принять на себя часть ответственности. Он старался удержать меня, приводя множество причин, основанных на правилах, принятых в большом свете. Я ничего не понимал и не в состоянии был преодолеть ярости, которую возбуждали во мне наглость и низкие намерения Гектора Гримани. Но Алеция усмирила меня словами: «Вы не имеете надо мной других прав, кроме тех, которые я дам вам». Я, однако, получил позволение идти вместе с Нази, с условием не говорить ни слова без его позволения.