Il primo tenore - [11]
— Я предупредил желание вашего сиятельства. Ваше фортепиано настроено точно так, как оркестр в театре Сан-Карло, а его тон в прошлом году понизили, потому что я был нездоров.
Синьора с театральным видом взяла своего кузена под руку и поспешно увела его в сад. Я видел, что они прохаживались перед домом, потому что их тени мелькали на занавесе окна. Я спрятался за этим занавесом и стал слушать их разговор.
— Да я это и говорю, любезный кузен, — сказала синьора. — У этого человека престранное, какое-то страшное лицо. Он понятия не имеет о фортепиано и за всю жизнь его не настроит. Увидите! Это, верно, какой-нибудь мошенник. Надо за ним присматривать, и я советую вам держать часы в руках, когда он пройдет мимо. Божусь вам, когда я нагнулась к фортепиано, чтобы велеть ему понизить тон, он уже протянул было руку, чтобы украсть мою золотую цепочку.
— Э, полноте, кузина, вы шутите! Как можно, чтобы вор вздумал забраться сюда днем! Я совсем не то хотел вам сказать, и вы просто притворяетесь, будто не понимаете меня.
— Я притворяюсь? И вы уверяете, Гектор, что я притворяюсь? Да скажите, ради Бога, неужели же вы думаете, что для вас стоит притворяться?
— Вы напрасно меня обижаете, кузина. Видно, однако же, я стою, чтобы вы мной занимались, раз вы беспрерывно придумываете, как бы чем-нибудь кольнуть меня.
— Да скажите, ради Бога, кузен, что же вы, наконец, говорите? Почему вы думаете…
— Я говорю, что этот человек не настройщик, что он не настраивает вашего фортепиано, что он отроду не настраивал фортепиано. Я говорю, что он с вас глаз не спускает, следует за малейшими вашими движениями, с наслаждением прислушивается к вашим словам. Я говорю, что этот человек видел вас где-нибудь — в Неаполе, во Флоренции, в театре или на гулянье — и влюбился в вас.
— И что он переряженный пробрался сюда, может быть, чтобы обольстить меня… О злодей! О изверг!
И она покатилась на садовую скамейку, хохоча во все горло. Кузен, взбешенный, пошел к дверям залы. Я тотчас бросился к своему месту и схватил фортепианный молоток с твердым намерением убить его, если он осмелится меня оскорбить. Я видел, что это один из тех людей, которые драться не любят, но очень храбры, если их рассердят недалеко от передней. «Я убью его, когда он еще не успеет схватиться за звонок!» — подумал я, сжимая в руках молоток и посматривая вокруг себя. Но этот драматический цвет моего приключения скоро изменился.
Я увидел, что синьора опять водит своего кузена под руку по террасе. По временам они останавливались перед стеклянной дверью — она с насмешливым, а он со смущенным видом. Я не знал уже, что между ними происходит, и мне было ужасно досадно.
Вдруг вместе с ними на террасе появилась хорошенькая горничная. Синьора с жаром что-то ей говорила, то смеясь, то с повелительным видом. Горничная, по-видимому, не решалась исполнить приказания госпожи своей, а Гектор как будто уговаривал ее не делать шалостей. Наконец горничная подошла ко мне со смущённым видом и сказала, краснея до самых ушей:
— Извините, синьор, барышня приказала сказать вам… Она сама так изволила сказать, что вы наглец, и что вы бы лучше хорошенько настраивали фортепиано, чем смотрели на нее. Извините, сударь… Я думаю, что барышня шутит.
— Я тоже. Поди поклонись от меня своей барышне и скажи, что я и не думал смотреть на нее. Сказать тебе правду, душенька, я увидал тебя в саду; ты такая хорошенькая, я засмотрелся на тебя и забыл о фортепиано.
— На меня, синьор? — сказала она, покраснев еще более. — Вы изволите смеяться надо мной!
— Да ты во сто раз лучше госпожи своей.
При этих словах я обнял ее и поцеловал так быстро, что она не успела отвернуться.
Эта горничная была хорошенькая крестьянка, молочная сестра синьоры Гримани; такая же черноволосая, высокая, стройная, но стыдливая и простодушная настолько же, насколько госпожа ее была хитра и решительна. В это самое время синьора подошла к дверям, притащив и своего глупца кузена. Бедная горничная сгорела от стыда, что ее поцеловали при барыне, закрыла лицо своим голубым передником и убежала. Синьора, конечно, тоже совсем не ожидала, что я так философски принял ее обиды; она отступила на два шага, а кузен, который ничего не видел, несколько раз спрашивал: «Что такое? Что такое?» Горничная продолжала бежать, не отвечая, а синьора захохотала, но хохотом совсем не натуральным. Я притворился, будто не слыхал ее смеха.
Через насколько минут она явилась уже одна и подошла ко мне с видом, которому хотела придать выражение строгости, но между тем ясно было, что она смущена и огорчена.
— Счастье ваше и мое, синьор, — сказала она не совсем твердым голосом, — что кузен мой прост и легковерен. А то, уверяю вас, что он ревнив и сварлив.
