. Я надел на него свою одежду и положил тело на свою кровать. Лицо его было изуродовано, так как он убил себя выстрелом в голову. А наша квартирная хозяйка, я знал, была подслеповата.
С документами на имя Карла фон Дейнима я приехал в Англию и отправился по адресу, который ему дали. Это был пансион «Сан-Суси».
Живя там, я все время играл роль, ни на минуту не забываясь. Оказалось, что для меня было готово место на химическом заводе. Сначала я решил, что меня планируется постепенно опутать и сделать нацистским агентом… Но позднее стало ясно, что моему другу была уготована роль козла отпущения. Когда меня арестовали по подложным уликам, я ничего не сказал. Я считал, что открыть, кто я, надо как можно позже, чтобы успеть побольше проведать. А несколько дней назад меня узнал один из наших людей, и так правда вышла наружу.
Шейла с укором проговорила:
– Мне ты должен был сказать.
Он мягко ответил:
– Если ты в самом деле так думаешь, мне очень жаль.
Он заглянул ей в глаза. Ее взгляд выражал гордость и гнев. Но постепенно гнев ушел, и она согласилась:
– Да, наверно, ты поступил так, как и следовало…
– Милая… – Он не дал себе воли и только предложил: – Пошли потанцуем?
Они ушли. Таппенс вздохнула.
– Ты о чем? – спросил ее Томми.
– Будем надеяться, что Шейла не перестанет его любить, оттого что он больше не отверженный и всеми гонимый беженец.
– На мой взгляд, она любит всерьез, – сказал Томми.
– Да, но у ирландцев всегда все шиворот-навыворот. А Шейла прирожденная бунтарка.
– Но зачем он обыскивал твою комнату? Из-за этого мы с тобой и дали такого маху.
Томми, смеясь, потряс головой.
– По-видимому, он считал, что миссис Бленкенсоп – сомнительная личность. Мы с тобой подозревали его, а он в это же самое время подозревал нас.
– Ау! – окликнул их Дерек Бересфорд, проплывая со своей дамой в танце мимо их столика. – Вы чего не танцуете?
И улыбнулся, чтобы подбодрить своих стариков.
– Они к нам так внимательны, золотые мои, – сказала Таппенс.
Потом близнецы со своими партнерами уселись за столик к родителям. Дерек сказал отцу:
– Рад, что тебе в конце концов дали работу. Не особенно интересную, правда, но все-таки.
– Да, в основном бумаги перебирать, – подтвердил Томми.
– Не важно. Главное, что ты делаешь полезное дело.
– А я рада за маму, что ей все-таки разрешили тоже принять участие, – подхватила Дебора. – У нее и вид совсем другой, довольный. Тебе не очень там скучно, ма?
– Нисколько не скучно, – ответила Таппенс.
– Ну и отлично. – Дебора помолчала и прибавила: – Когда кончится война, я смогу тебе рассказать кое-что про мою работу. Она очень увлекательная, только страшно секретная.
– Как интересно! – сказала Таппенс.
– Еще бы! Но, конечно, летать на самолете еще гораздо интереснее… – Она с завистью взглянула на брата. – Его собираются представить…
Дерек перебил сестру:
– Не болтай, Деб.
– Постой, постой. Что ты такое учинил, Дерек? – спросил Томми.
– Да ничего особенного, делал свое дело, как все мы. Понятия не имею, почему именно меня выбрали, – заливаясь краской, буркнул молодой пилот. Он смутился так, будто его уличили в самом черном грехе.
Он встал. С ним вместе встала и тоненькая блондинка.
– Нельзя пропускать этот танец, – сказал Дерек. – Как-никак, последний вечер моего отпуска.
– Пойдем и мы, Чарлз, – позвала Дебора.
Обе пары ушли.
Таппенс про себя молила бога: «Только бы они были живы-здоровы, только бы с ними ничего не случилось!»
Она подняла глаза и встретила взгляд Томми. Он проговорил:
– Я насчет девочки. Может, нам?..
– Насчет Бетти? Ах, Томми, я так рада, что тебе пришло в голову то же самое! Я боялась, что это только мой материнский инстинкт. Ты в самом деле думаешь?..
– Насчет того, чтобы нам удочерить ее? А почему бы нет? Ей пришлось несладко, а нам будет радостно, что у нас в доме кто-то маленький растет.
– Милый Томми!
Она потянулась через стол и сжала руку мужа. Они сидели и смотрели друг на друга.
– Мы всегда хотим одного и того же, – сказала Таппенс, счастливая.
Дебора, танцуя, поравнялась с Дереком и кивком указала ему на родителей:
– Ты только посмотри на эту пару! Сидят – и за руки держатся. Прелесть, правда? Мы обязаны как-то утешить их, чтобы им не слишком обидно было, что так проскучали всю эту войну…
