Икона для Бешеного 2 - [35]

По–крестьянски бережливый и привыкший к спартанскому быту, Панкрат каждый месяц большую часть зарплаты откладывал и потому мог дарить своей избраннице дорогие духи и украшения. Такое поведение простого, по рассказам дочери, парня заинтриговало родителей, которые в одну из суббот передали через дочь приглашение на обед.

Панкрат специально купил темный костюм, галстук и белую рубашку. Во время обеда он вел себя скромно, в основном, отвечая на многочисленные вопросы хозяина дома. В следующий раз его позвали на дачу, где Панкрат немедленно занялся делом — покрасил играючи забор, легко вскопал клумбу для цветов будущей тещи и починил расшатавшееся кресло.

Парень нравился Машиному отцу, которого звали Геннадий Павлович, все больше и больше. Его пример подтверждал давнее мнение о том, что в Москве все ребята ленивые и развращенные, а в провинции — трудяги и скромняги.

Будучи опытным аппаратчиком и неплохим психологом, Геннадий Павлович просек в тихом и скромном ухажере дочери глубоко скрытую целеустремленность. Только вот, на что конкретно это устремленность была нацелена, осталось для него тайной до самой смерти.

Постепенно Панкрат превратился в члена семьи, правда, не живущего, а приходящего. От того, чтобы немедленно благословить союз молодых, Геннадия Павловича удерживали серьезные сомнения в том, что Панкрат действительно любит его неказистую дочку. Но не работавшая и изнывающая от безделья жена жаждала внуков. В конце концов Геннадий Павлович поддался уговорам супруги, решив, что Панкрат в качестве зятя будет еще долго от него зависим и бросить Машку не посмеет, во всяком случае пока он, Геннадий Павлович, жив и здоров. То, что он сам является гарантом благополучия дочери и будущих внуков, окончательно успокоила строгого родителя.

Во время одного из ставших традиционными совместных обедов Геннадий Павлович, принявший исключительно для аппетита несколько рюмок охлажденной беленькой, дружелюбно спросил:

Ну что, когда же «горько» кричать будем, а, молодые?

Я‑то давно готов, — не скрывая радости, ответствовал несколько смущенный Панкрат.

Он оказался на диво превосходным зятем — на сторону не глядел, зарплату и премии до копейки отдавал жене (про зарытое золото он никому ничего не сказал), нянчился с появившимся в положенный срок сынишкой, которого в честь деда назвали Геннадием, называл тещу и тестя «мамой» и «папой».

Геннадий Павлович без особого труда перевел зятя водителем на автобазу управделами ЦК КПСС, а через год исполнительному и услужливому Паикрату доверили возить заведующего одним из отделов ЦК КПСС. Тот был человек доброжелательный, а ко всему прочему истово веровавший в необходимость высшего образования для потомков рабочих и крестьян. Он и посоветовал Панкрату учиться.

Тесть эту идею поддержал обеими руками.

Заведующий отделом сам позвонил ректору Плехановского института, где готовили экономистов и финансистов, и, повторивший с помощью жены школьный курс, Панкрат поступил на вечернее отделение, которое посещал по особому графику, утвержденному ректором.

Считать он умел хорошо с детства, и потому учение давалось ему легко. По окончании четвертого курса тесть перевел Панкрата в управление делами. ЦК КПСС на саму мелкую канцелярскую должность.

Появилось больше свободного времени, и Панкрат с большим усердием и под руководством законной супруги приступил к изучению иностранных языков.

Геннадий Павлович иногда тихонько говорил супруге:

— Наш Паня далеко пойдет. Все схватывает налету — смотри, как ему хорошо языки даются, а как в уме считать умеет!

Тесть как в воду смотрел, но, о том, в какую даль направится скромный Панкрат, и помыслить не мог. Тесть считал, что потолок Панкрата влиятельная должность заместителя управделами ЦК КПСС. Так вполне и могло случиться, не приди к власти в СССР мастер–ломастер Горбачев.

В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году Суслин уже работал в группе, проверявшей республиканские и областные управления делами. И обращались к нему уже по имени–отчеству: Панкрат Никифорович. Наконец‑то он вышел на широкий оперативный простор.

Все ревизии он проводил быстро и толково, а главное — все положенные цифры у него всегда сходились. Начальство эту способность новичка сразу оценило. Его стали посылать в командировки одного и уже в качестве консультанта для проведения семинаров и инструктажей.

Зоркий взгляд Панкрата немедленно замечал недочеты и злоупотребления. Он призывал их исправить, стыдил и укорял, но в результате без особого жеманства принимал приготовленное ему подношение, чаще всего денежное, которое неукоснительно, как и в прошлом, закапывал под поленицу.

Так за пару–тройку лет под его крылом выросла вполне мафиозная структура. В областных партийных комитетах знали, что, пока их проверяет Суслин, все будет в порядке. Особо доверенным лицам он подсказывал, как провернуть ту или иную коммерческую операцию, и получал свою долю. Закапывать незаконно нажитое он ездил в родное Добрятино, чаще всего с женой и сыном, которые ни о чем не догадывались, поскольку копал он по ночам при свете фонаря.

В селе к нему относились с уважением потому, что он всегда накрывал богатый стол с обильной выпивкой, и немного побаивались, ибо Панкрат Никифорович был на дружеской ноге со всем местным начальством: от секретаря райкома партии до начальника милиции. Одного из своих главных обидчиков Панкрат нанял охранять дом и платил ему приличные деньги. Тот верой и правдой служил хозяину, наверняка позабыв, каковы были из отношения в далеком детстве. Но Панкрат все помнил.