Иисус — крушение большого мифа - [66]

Это ли не по-настоящему радостная весть, не самое настоящее радостное возвещение, то есть — не именно то, что в жизнеописаниях Иисуса названо греческим словом «евангелие»? Безусловно, это именно так и есть! Это именно евангелие, это именно та радостная новость, то радостное возвещение, что снимает с человеческой души многотонную ношу вечного чувства вины и страха перед «карающим Богом», одаривая счастьем свободы, и восторгом погружения в океан абсолютной любви!

Это то евангелие, которое и приносит с собой метанойю — радикальную перемену привычных мыслей и представлений о Боге, — но так же и требует метанойи для своего принятия. Поэтому самые первые и самые краткие изложения возвещения Иисуса, как уже говорилось, именно так и выглядят: призыв к метанойе («переведенный», как «покайтесь») и призыв верить в его евангелие.

Однако «метанойя» — это не так просто и совсем не быстро. И потому, это евангелие Иисуса, это возвещение радости, неизбежно, увы, начинает вызывать у людей отнюдь не только радость, но и… страх. А раз страх, то и отторжение. Да-да, как ни парадоксально, но учение, призванное уничтожить всякий страх («Ибо совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение» — 1Ин.4:18), самим своим покушением на устоявшиеся и «освященные временем и традицией» страхи, провоцирует их активизацию в человеке.

Становится страшно перестать бояться. А вдруг пропустишь какую-то опасность?!. Становится страшно отказаться от страхов, как привычной и всеобщей основы человеческих взаимоотношений: как же удастся порядка-то добиваться, если никто ничего бояться не будет?.. Всегда и во все времена порядок-то именно на страхе держался, и если страха в людях вдруг не станет — то, выходит, и порядка никакого не станет?!.

Привычный менталитет, загруженный привычными установками и представлениями, не может представить себе никаких иных вариантов, кроме тех, что ему уже известны. И в эту область привычно-известного, евангелие Иисуса вписывается очень плохо. Совершенно очевидно, что оно покушается на внесение чего-то нового в сферу привычного, против чего в людях возникает непроизвольное сопротивление. И чем более радикально то новое, что пытается проникнуть в область привычного, тем большую оно вызывает тревогу, тем больше пугает и тем более агрессивное сопротивление вызывает.

Понятно, что религиозного человека и в особенности религиозное руководство, евангелие Иисуса, его радостное возвещение, не обрадовало изначально. Оно наоборот испугало. Оно показалось хитрым обманом, с помощью которого Вельзевул — князь всех бесов, враг Бога и губитель человеческих душ, — пытается заманить неопытные души в свои пагубные сети, убеждая людей, что Бог не гневается на них, и по-отцовски никого не собирается ни судить, ни губить, и даже чудеса позволяет совершать своему слуге Иешу-Иисусу. Но суд-то Божий все равно ведь грянет, и сколько людей будут погублены из-за этого обмана! Нет, этого обманщика Иешу необходимо как можно скорее разоблачить и нейтрализовать! И они действовали против Иисуса с каждым днем все активнее, настойчивее и агрессивнее…

Но пока их усилия не увенчивались успехом, Иисус продолжал ходить по городам Галиллеи и других прилегающих областей, исцелять болезни и учить людей, что все чудеса происходят потому, что Бог всех их любит, что он рядом с ними и заботится о них, как самый любящий отец заботится о своих драгоценных детях. И нужно лишь искренне поверить в это, искренне и с полным доверием поверить в любовь Бога, перестать закрываться и прятаться от Бога, как от опасности, открыться навстречу ему, навстречу любви, и сила Бога вольется в них, как солнечный свет вливается через открытые окна! И потому, тем, кто получал исцеление, он говорил: «Иди,вера твояспасла тебя!..».

И говоря это, говоря: «Смотри, ты поверил, что можешь исцелиться — и исцелился!..», — Иисус устранял себя, как посредника между Богом и людьми, между силой Божьей и людскими немощами, «замыкая» людей прямо на Бога. Однако этим же он устранял и вообще религиозный институт посредничества, ходатайства и обладания «особенными полномочиями», «особой силой», «особым доступом» и пр.!

Как же могло такое учение понравиться и глубоко религиозной общественности, и религиозным властям? Да уж понятно, что никак. Причем не только тогда, но и потом, когда само христианство оформилось в правящую религию, и вплоть до сегодняшнего дня. В написанном в конце 19 века романе Федора Михайловича Достоевского «Братья Карамазовы» есть знаменитая сцена беседы Великого Инквизитора с пришедшим во второй раз на землю Иисусом Христом. Суть этой сцены в том, что вновь пришедший на землю Иисус опять оказывается в смертельном конфликте с религиозными властями, только на этот раз уже, как ни парадоксально, — с христианскими.

Достоевский осуществляет свое «второе пришествие Христа» в Испании, в эпоху инквизиции, в эпоху безграничного царствования христианской церкви, и, тем не менее, по его убеждению, Иисусу вновь было не избежать ареста и казни. Те, кто должны были бы обрадоваться его появлению, усмотрели в нем ту же угрозу для себя, что и давние иерусалимские власти, и поступили так же, как и они…