Иисус и иудаизм - [12]
Вторая часть позиции Клаузнера — что в собственной деятельности Иисуса должно быть нечто, подготовившее некоторым образом окончательное отделение христианства от иудаизма, — более спорная, и против нее можно выдвинуть много возражений. Многие утверждали, что это не так, и существование христианского движения можно полностью объяснить только опытом воскресения 64. То, что пережитый учениками опыт воскресения послужил мотивацией для провозглашения Иисуса Христом и Господом и многого, что с этим связано, сомнению не подлежит. Вопрос в том, является ли воскресение единственным объяснением христианского движения, или, иначе, случайна ли связь между собственной деятельностью Иисуса и возникновением христианской церкви. Это не гот вопрос, на который можно ответить исходя из априорных соображений. Аргумент Клаузнера, что такая связь должна существовать, потому что ех nihilo nihil fit, не обладает формальной убедительностью; те, кто не находят связи между намерениями Иисуса и возникновением христианства, не утверждают, что нечто возникло из ничего. Они утверждают, что воскресение побудило учеников держаться вместе и позволило им увидеть миссию Иисуса в новом свете, так что они могли апеллировать к нему, даже если ничто из сказанного и сделанного Иисусом не подготовило их заранее к созданию особой группы. В такой гипотезе нет ничего формально невозможного, и наличие связи, конечно же, не следует утверждать, если для этого нет хороших фактических данных.
Наиболее полная аргументация против приписывания Иисусу целей, обеспечивших конечный результат, принадлежит Генри Дж. Кэдбюри (см. его книгу «The Peril of Modernizing Jesus» 65). Но Кэдбюри, современный взгляд состоит в том, что «цель человека следует выводить из его письменно зафиксированных слов и действий. Эти слова и действия были мотивированы его целью. Они были выбраны с учетом их эффективности для достижения задуманного» (р. 120 f.). Однако во времена Иисуса «планировать линию жизни de novo не приходило в голову почти никому» (р. 123). В качестве характеристики Иисуса Кэдбюри предложил термин «нерефлексивное бродяжничество» (р. 125). Аргументация его была направлена как против «последовательной эсхатологии» Швейцера (р. 127 f.), так и против взгляда на Иисуса как на социального или политического реформатора (р. 128—130). Он в явном виде упоминает аргумент «дыма без огня не бывает», но настаивает на том, что «пропорция дыма и огня может меняться в очень широких пределах, и дым часто мешает точной локализации огня» (р. 40). Вместо современной точки зрения, согласно которой «огонь», который произвел дым, — это собственные цели Иисуса, Кэдбюри предлагает свою:
Я хочу предложить гипотезу, что у Иисуса, вероятно, не было определенной, унифицированной, сознательной цели, что отсутствие такой программы apriori вероятно, и что это хорошо согласуется с историческими фактами (р. 141).
Предостережение Кэдбюри против наложения современных категорий и способов мыслить на древний мир полезно, но в данном случае не убедительно. Сознательно задуманные программы были не так уж чужды древнему миру, как он полагает, и нам не надо далеко ходить за примерами. Две сектантских или полусектантских группы в иудаизме времен Иисуса имели такие программы: хаверим и ессеи 66. Первые хотели освятить жизнь целиком, сделать обычную жизнь такой же святой, как храм, наполненный присутствием Бога 67. С этой целью они договорились брать в руки, продавать и есть пищу фактически той же чистоты, какую Библия предписывала служащим в храме священникам. Целью ессеев (это известно из Рукописей Мертвого моря) был очищенный, «истинный» Израиль (хотя этот термин не вполне точен) 68, состоящий из тех, кто посвятил себя соблюдению «завета Моисея», как его интерпретировали лидеры секты. Для достижения этой цели они шли на крайние меры, такие как обобществление имущества и очень строгое ограничение общения с посторонними. После распятия Иисуса его последователи образовали секту или полусектантскую группу внутри иудаизма. Есть все основания приписывать им такую же степень преднамеренности, какую мы приписываем хаверим и общине Мертвого моря. Их программа, в том виде, как она появляется, например, в письмах Павла, была ясной и открытой, и она определяла их деятельность. Они намеревались подготовить Израиль и — во вторую очередь — «полное число»» язычников к возвращению Господа 69. С этой целью они организовывали миссии, распределяли ответственность (Гал. 2:6—10) и даже провели совещание, чтобы убедиться, что их попытки объединены общей целью (Гал. 2:1 сл.).
Таким образом, вопрос не в том, ставили себе древние люди и древние евреи в частности цели или не ставили, строили они свои действия в соответствии с целями или нет. Они это делали. Вопрос в том, можно ли цели Иисуса вывести из результатов его деятельности. Можем ли мы, например, провести границу между целями Иисуса и целями его последователей после его смерти?
До сих пор я настаивал на том, что историк должен исследовать этот вопрос и проверить данные. Это не тот вопрос, который надо выбросить из головы как неуместный по отношению к древнему миру или неподходящий для богословия (часто боятся, что избыток истории нанесет ущерб вере). Разумеется, мы не должны игнорировать факты.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.