Иисус и иудаизм - [10]
Герхардсон не раз говорит, что церковь изменяла материал: она удаляла, добавляла, меняла, а иногда создавала материал о Иисусе 45. Но, если считать это доказанным — а даже по этим двум текстам, которые, как мы знаем, существовали очень рано, видно, что это так, — представляется, что аналогия с текстом еврейского Писания должна быть отброшена. Герхардсон убедил меня, что материал евангелий не создавался и не передавался способами, предполагаемыми формальной критикой, — т.е. раздельно, в соответствии с функционированием ранней церкви в разных видах деятельности, таких как обучение и ведение дискуссий 46. Ноу нас пока нет какой-либо аналогии из древнего мира, которая объясняла бы, как это делалось. Герхардсон эффективно опровергает взгляд формальной критики на то, как осуществлялось церковное творчество (в типичных видах деятельности, порождавших определенные формы), но у нас нет убедительной альтернативы, а наличие творчества как такового отрицать нельзя. С наибольшей уверенностью можно утверждать то, с чего мы начали и что Герхардсон считает доказанным: материал подвергался всем видам изменений, и мы получили его таким, каким он был передан церковью.
2. Тесты формальной критики, которые использовались для установления ранней формы предания и с помощью которых часто пытались установить аутентичность, ненадежны. Я имею в виду, главным образом, семитизмы, краткость и наличие подробностей. Речения в общем не проявляли тенденцию становиться более или менее «семитскими», удлиняться или укорачиваться, больше или меньше детализироваться 47.
3. Мы очень мало знаем о практической деятельности и интересах ранней церкви (кроме миссии Павла) до того времени, когда были написаны евангелия 48. В некоторых случаях имеются неопровержимые данные о том, что речения были изменены или, возможно, созданы после смерти Иисуса 49, но мы не в состоянии составить что-то вроде каталога типов изменений, которые могли быть внесены.
Рассматривая вместе эти три пункта, мы должны заключить, что материал был подвержен изменениям и мог быть изменен, но мы в точности не знаем, как именно он изменялся 50. Я не хочу сказать, что решительно убежден, будто Иисус не говорил большую часть того, что приписано ему в синоптических евангелиях. Скорее, я считаю, что материал подвергался изменениям по разным направлениям, которые мы не можем точно охарактеризовать. Следовательно, материал речений не дает нам достаточно твердой основы для успешного исследования проблем, которые мы перед собой поставили.
Слабость формальной критики не следует истолковывать так, что альтернативой ей является признание общей надежности предания за исключением тех случаев, когда можно доказать обратное. Формальная критика была права, полагая, что материал менялся; она была не права, полагая, что знает, как именно он менялся. Например, Дибелиус и Бультман думали, что материал имеет тенденцию отходить от своей первоначальной, «чистой» формы. Изучение текста показало, что «чистые» формы — это, возможно, всего лишь научная реконструкция 51, и что в любом случае мы не знаем, действительно ли материал имеет тенденцию становиться более разнородным или «загрязненным» 52. Значит, мы не должны оптимистически доверять формальной критике, утверждающей, что реконструкция первоначального текста возможна. Когда пытаются реконструировать жизнь и весть Иисуса, эта ситуация, как мы уже видели, перекладывает бремя доказательства с тех, кто сомневается в аутентичности, на тех, кто ее утверждает. Это не означает, что бремя во всех случаях оказывается непосильным, но нести его нужно 53.
Основной тест, который исследователи не так давно начали использовать для оценки аутентичности, — это тест двойной «несводимости» (dissimilarity test) 6*, и к нему мы сейчас обратимся 54.
Тест состоит в следующем: материал, который не может быть отнесен ни к традиционному еврейскому, ни к более позднему церковному материалу, можно, не рискуя ошибиться, приписать Иисусу. Применение этого теста сталкивается с хорошо известными трудностями. Наши знания об иудаизме первого столетия очень неполны, а знания об интересах церкви между 70 и 100 г. н.э. (когда евангелия приобрели свой окончательный вид) совсем скудны 55. Тем не менее в отдельных случаях тест может быть успешно использован, и ниже он используется при обсуждении Мф. 8:21 сл.//Лк. 9:59 сл. Однако проблема остается. Тест слишком многое исключает. Естественно предположить, что часть того, что Иисус говорил и делал, стала составной частью христианской проповеди, так что исключение всех христианских мотивов привело бы к исключению материала, который тоже что-то говорит нам о Иисусе. Подобным же образом мы должны быть готовы предположить наличие общей почвы, несомненно связывающей Иисуса и его современников в рамках иудаизма. Другая сторона проблемы с тестом двойной несводимости заключается в том, что он оставляет слишком мало материала, чтобы можно было удовлетворительно реконструировать жизнь и учение Иисуса. Материал, остающийся после применения теста, сужается до единичных высказываний.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.