Иисус Христос — бог, человек, миф? - [3]

Христианская апостольская римская религия, говорит Мелье, обязывает верить, что бог один и в то же время их трое. Но истина не может заключаться сразу в обеих противоположных частях этого утверждения, ибо они взаимоисключают друг друга. Следовательно, нельзя верить ни тому, ни другому. Церковь называет одно из божеств троицы отцом, а другое — сыном, порожденным отцом. Значит, бог-отец должен быть старше порожденного им сына. Между тем христианская догматика стоит на их одновременности. Далее, если бог-сын рожден отцом, значит, он имеет начало; между тем творцы христианского учения утверждают, что он, как и отец, безначален. Все это относится и к третьему персонажу троицы — святому духу, порожденному будто бы совместно богом-отцом и сыном[8].

Далее, если боги троицы, как им подобает по христианскому учению, не имеют ни тела, ни формы, ни образа, то почему бог-отец, единолично породивший бога-сына, называется отцом, а не матерью и почему порожденный им называется сыном, а не дочерью. Какие к тому имеются основания? Ведь боги лишены признаков пола[9]. «Наши христопоклонники чувствуют эти нелепости, — отмечает Мелье, — но не могут привести ни одного разумного аргумента; поэтому им остается только говорить, что необходимо благочестиво закрыть глаза человеческому разуму, что надо сковать ум человека послушанием веры и смиренно благоговеть перед такими возвышенными и божественными тайнами, не пытаясь их постигнуть. Но то, что они называют верой, в действительности есть только принцип заблуждений, выдумок и обмана…»[10]

Христианского Христа Мелье считает некогда жившим обыкновенным человеком, которому невежество и заблуждения приписали божественность и сделали объектом поклонения. Он доказывает это на основании самого Священного писания. Разве он не был смертен, как все смертные, «настолько смертен», что даже подвергся позорной казни? А какими он обладал талантами? Он творил чудеса — утверждают евангелисты. Но многие писатели приписывают такие деяния целой плеяде «языческих» чудотворцев. Какие основания утверждать, что евангельские рассказы более достоверны, чем те, другие рассказы? Из самих евангелий он выступает как фанатик, неудачник и попросту безумец. Даже у себя на родине он был объектом презрения, и собственные его братья считали его ненормальным. И вот именно он, жалкий человек, признан христианством вочеловечившимся богом, а его безумные речи — выражением божественной благодати[11].

Но допустим, говорит автор в другом месте, что апологеты правы и Христос — бог, явившийся в мир, чтобы спасти людей. Допустим, что христианский догмат искупления реален. Изменилось ли что-нибудь со времени его прихода? Оказывается, минувшие тысячелетия не ощутили никакого результата, «никакого реального проявления этого мнимого искупления людей». Зла в мире — Мелье в первую очередь имеет в виду социальное зло — скорее стало больше, чем меньше. Поток пороков и несправедливостей нарастает. И если верно утверждение христопоклонников, будто порок ведет в ад, а добродетель — в рай, придется признать, что после появления христианства число идущих по первому пути скорее увеличилось, чем уменьшилось. Да и сами приверженцы христианства не могут похвастать тем, что у них лучшее управление, лучшие нравы и более высокие добродетели, чем у нехристианских народов мира[12]. Где же проявление благодетельной роли «вочеловечившегося» Христа?

В ряде глав «Завещания» Мелье развенчивает евангельские чудеса Христа, показывая, что в общем рассказы о них во многом совпадают с рассказами о чудесах «языческих». Воскрешали мертвых, по уверениям древних, и Эскулап, и Геракл, и вполне исторический «чудотворец» Аполлоний Тианский. Если быть последовательными и принимать, что Иисус Христос воскрешал, нельзя отвергать и эти языческие воскрешения. А в этом случае чем одно отличается от другого? Если признать, что Христос вознесся в сиянии славы на небо, то какие основания отвергать такие же «языческие» вознесения Ганимеда, виночерпия Зевса, и многих других персонажей античных мифов, среди которых помещен даже осел Силена?

Много метких и острых наблюдений сделано Жаном Мелье и в отношении недостоверности и противоречивости евангелий. Какие существуют доказательства того, что четыре евангелия, сообщающие о чудесах Иисуса Христа, действительно составлены теми авторами, под именем которых они имеют хождение? И тем более, какие основания доверять их содержанию, особенно в той части, где они рассказывают о маловероятных и ничем не подтверждаемых вещах?

С этих рационалистических позиций автор «Завещания» сравнивает, как рассказывается об одних и тех же эпизодах из «биографии» Иисуса Христа в четырех канонических евангелиях. Он подмечает, что евангелист Матфей связывает Иисуса с царем Давидом через сына Давида Соломона и его потомков, а Лука — через другого его сына, Натана. Но одно исключает другое. Можно ли в таком случае верить целому? Матфей сообщает о бегстве Иосифа и Марии вместе с новорожденным Иисусом в Египет в связи с избиением Иродом младенцев. У Луки об этом нет никаких упоминаний. Да и у историков, писавших об Ироде и этом времени, не говорится о таком неслыханном злодеянии, как массовое избиение детей. Матфей, отмечает далее автор, говорит только о двух явлениях Христа после его мнимого воскресения — вначале двум Мариям, затем одиннадцати его ученикам; Марк упоминает три явления — Марии Магдалине, затем двум ученикам, наконец одиннадцати; Лука называет два явления — вначале двум ученикам, потом одиннадцати и другим; Иоанн насчитал четыре явления. Таковы же разноречия и в отношении места этих явлений. Какому из четырех евангелий отдать предпочтение? — спрашивает Мелье. Так же обстоит дело и с рассказом о мнимом вознесении Христа. Лука и Марк определенно утверждают, что он вознесся на небо в присутствии своих одиннадцати апостолов. А Матфей и Иоанн об этом ничего не знают. Лука, если он действительно автор этих рассказов, противоречит даже самому себе в двух новозаветных произведениях, названных его именем. В евангелии он называет местом «вознесения» Вифанию, в «Деяниях апостолов» — Масличную гору под Иерусалимом; в евангелии он утверждает, что это произошло в первый день воскресения Христа, в «Деяниях апостолов» — на сороковой день.