Ихтис - [45]

Двери захлопали, и Павел посторонился, пропуская выходящих из церкви людей. Женщины, поворачиваясь к входу лицом, крестились, кланялись, а потом, срывая наспех накрученные платки, шли к выходу, переговариваясь о чем-то своем. Мужик с помятым лицом, виденный Павлом на похоронах, неодобрительно глянул на него, хотел что-то сказать, но раздумал и лишь поскреб заросшую щеку. Вышла и бабка Матрена. Поравнявшись с Павлом, спросила:

– Домой теперича?

– Не сейчас, – ответил Павел. – Хочу панихиду заказать.

Он подождал, пока разойдутся прихожане, добрел до хозяйственного корпуса, глянул на приходской дом, в маленьких оконцах которого горел тусклый свет. Совсем как в Окаянной церкви несколько ночей назад. Открой дверь – и дохнет гарью и тленом.

Павел обтер губы ладонью и повернул обратно к церкви как раз в тот момент, когда из нее вышел священник.

– Отец Спиридон!

Священник остановился. Ветер отбросил со лба длинные кудри, и показалось, что половина лица священника вымазана тьмой, но, подойдя ближе, Павел разглядел, что это только зреющая гематома.

– Закончилась служба, – устало произнес отец Спиридон. – Вечером приходи.

– Мне бы на пару слов, – поспешно ответил Павел. – О старце Захарии поговорить хочу.

– Сколько повторять! – загрохотал священник хорошо поставленным басом. – Не одобряю я решения хоронить убитого без покаяния, да еще на проклятом кладбище! Не войдет он в Царствие Небесное, сколько панихид ни заказывай!

– Я не ради панихид.

Отец Спиридон внимательно оглядел его и наморщил лоб, вспоминая, где видел раньше.

– Приезжий? – наконец осведомился он.

– Просящий, – по-местному ответил Павел, но с ответом не угадал. Священник нахмурился и потрогал подбитый глаз.

– Слышал, как говорится? «Восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса».

– Так, значит, старец Захарий лжепророк? А я своими глазами видел, как он парализованного мальчика на ноги поставил и утопленника оживил.

– Поверил?

– Трудно не верить. Хочу теперь понять, чудо или нет.

Отец Спиридон помрачнел, задумался, раздувая крупные ноздри. Ветер трепал подол сутаны, забирался Павлу под куртку, и послегрозовая сырость остужала голову.

– Вспомнил я тебя, – наконец, сказал отец Спиридон. – Очень ты нашему участковому не глянулся. Взгляд, говорит, цепкий, и бумаги подписывал как не в первой, – усмехнулся и добавил. – А еще вспомнилось, как вчера ты, раб божий, так Степку приложил, что его перекосило всего. Такого он не простит и не забудет.

– В этом не сомневаюсь, – ответно усмехнулся Павел, вспомнив первую встречу с Черным Игуменом и его тяжелый гипнотический взгляд. – А между вами, отец, никак тоже черная кошка пробежала?

– У Степана не кошки, а бесы в услужении, – прогудел отец Спиридон, завел глаза к небу и размашисто перекрестился. – Неужели не вразумятся все, делающие беззаконие, и едящие паству мою, как хлеб? Ведь не страшатся ни кары, ни ада. Сами призвали дьявола, а теперь пожинают плоды… – отец Спиридон вздохнул, снова пощупал гематому, помолчал, потом спросил: – Значит, про Захария поговорить хочешь?

– За этим и пришел. Вижу, не все от соседства Краснопоясников в восторге.

– Не все, – откликнулся отец Спиридон. – Раз так, идем.

Он махнул рукой и широкими шагами направился через двор. Павел поднял воротник куртки, спасаясь от промозглого ветра, и поспешил следом.

Идти оказалось недалеко: изба священника притулилась рядом с церковью и казалась частью церковных построек из-за беленых стен и резных наличников на окнах. На крыше вслед за ветром поворачивался жестяной петушок, несколько перьев в его хвосте были погнуты.

– Заходи, раб божий, – отец Спиридон приглашающе распахнул двери и сам прошел в сенцы, оттирая подошвы ботинок о коврик и снимая их в прихожей. – Зовут-то тебя как?

– Павел.

– Тринадцатый апостол, значит. Ну, входи, Павел, не стесняйся – священник перешагнул порог коридора и густым басом прокричал: – Катенька, душа моя, ты дома?

Павел аккуратно поставил обувь и вошел следом. Из темной комнаты выглянула женщина, поддерживая тугой живот, хмуро глянула на мужа:

– Тише! Раскричался! Ваньку разбудишь.

– А я не один, с гостем, – отец Спиридон поцеловал женщину в лоб. – Поставь нам чайник, моя душа, да принеси баранок. Мы посидим немного, за жизнь побеседуем.

На кухне пахло теплым парным молоком и немного ладаном. Павел сел на свободный табурет, разгладил клеенчатую скатерть и проследил, как женщина степенно накрывает на стол, выставляя вазочку с вареньем, конфеты, соленья и нарезку из балыка.

– Ступай, – отец Спиридон погладил жену по выпирающему животу. – Дальше мы сами. Шуметь не будем.

– На беленькую не налегайте, еще вечерю отстоять надо, – ответила женщина, вежливо, но прохладно улыбнулась Павлу, и вышла из кухни.

Священник крякнул:

– Ох, и язва! Пошто мне такая матушка досталась? Ну да понять ее можно, второго ждем.

Помедлил, пока в доме не наступит тишина, потом полез в холодильник и достал заиндевевшую бутыль.

– Ты как, уважаешь?

– По стопке можно.

– Добро!

Звякнули о стол рюмки, отец Спиридон вытянул зубами пробку и налил до краев.

– Ну, будем! За упокой души Захария!