Их последняя встреча - [80]

— Он прав, — тихо говорит Линда Томасу.

Он недоуменно смотрит на нее.

— Вода в октябре теплее. В такой вечер, как сегодня, это похоже на ванну.

В доме для оступившихся девочек Линда иногда выскальзывала из своей комнаты, когда монахини засыпали, и шла на скалы. Там была одна скала, с которой можно было безопасно нырять. Она снимала халат и пижаму и прыгала в прибой. Ей нравилось быть обнаженной, нравилось ощущение свободы.

Рядом с ними продолжается спор. Парень по имени Эдди Гэррити, который уверен, что вода теплая, ложится на живот, закатывает рукава и тянет руку к воде, чтобы попробовать ее. Он не может дотянуться. Конечно, это слишком хлопотно — сойти с пирса, снять носки и туфли, закатать штаны и попробовать воду на берегу, как сделал бы любой здравомыслящий человек.

— Эй, Элли, если хочешь проверить, я могу тебя опустить и подержать, — говорит парень по имени Донни Т. и истерично смеется. Он хочет сказать: я тебя опушу, а потом брошу в воду.

— Да пошел ты, — бросает Эдди, поднимаясь на ноги.

— Я сказал, двадцать пять баксов.

Линда слушает спор. Она отходит от Томаса и идет к дальнему концу пирса. Стоя к мальчишкам спиной, она снимает пальто и платок, свитер и юбку, туфли и носки. Оставшись в одной комбинации, она прыгает в воду.

Когда Линда выныривает, чтобы вдохнуть воздуха, она видит, что Томас опустился на колени, держа в руках пальто. За Томасом, в группе ребят, стоит Эдди, обхватив себя руками. Он молчит. Девушка прыгнула вместо него.

Линда рывком поднимается на пирс, быстро поворачивается и садится спиной к Томасу. Она съеживается от холода. Томас заворачивает ее в шерстяное пальто.

— Донни, подай свою рубашку, — требует он.

Никакого протеста. Через минуту Линда чувствует, как ее плечо трет хлопчатобумажная рубашка Донни Т.

Она вытирает этой рубашкой лицо и волосы. Спиной к парням натягивает свитер и юбку, стараясь сделать это как можно лучше. Надевая туфли, она опирается о плечо Томаса, чтобы сохранить равновесие. Томас распахивает пальто, и она вставляет руки в рукава. Парни хранят полное молчание.

— Вода теплее воздуха, — сообщает им Томас, когда они с Линдой уходят с пирса.

Линде и Томасу приходится идти быстро, потому что она дрожит.

— У меня есть машина, — говорит он. — Я тебя подвезу.

— Нет, — отвечает она. — Я живу рядом, напротив.

Она представляет мокрое пятно, которое может остаться на сиденье машины Томаса, и это ей не нравится. Но главное, она не хочет, чтобы братья и сестры задавали вопросы.

Он ведет ее через Нантаскет-авеню и вверх по Парк. Свитер колет руки, и при ходьбе морская вода капает с комбинации на икры, стекая в носки.

— Зачем ты это сделала? — спрашивает Томас.

Ее зубы стучат, она ничего не может поделать. Томас крепко обхватывает ее рукой, чтобы унять дрожь. Глядя на них, можно подумать, что девушка больна, возможно, выпила лишнее и парень ведет ее домой.

Зачем она это сделала? Резонный вопрос. Для показухи? Чтобы что-то доказать? Чтобы преодолеть заурядность своего имени? Чтобы очиститься?

— Не знаю, — честно признается она.

Волосы прилипли к голове, все возбуждение от аттракционов исчезло. Линда выглядит хуже некуда, от морской воды из носа течет.

Она гордится и всегда гордилась своими волосами. Обычно они густые и длинные, теплого соснового цвета. В доме для оступившихся девочек Линда иногда распускала их, хотя монахини заставляли ее заплетать косы.

— Да, это было здорово, — говорит он, растирая ее руки, чтобы улучшить кровообращение. Затем смеется и качает головой. — Господи, об этом будут говорить недели.

Линда оставляет Томаса в начале своей улицы.

— Со мной все в порядке, — уверяет она и высвобождается из его рук.

— Можно завтра позвонить тебе?

Какое-то время она думает. Никто еще не звонил ей домой.

— Нам лучше где-то встретиться, — говорит она.

— Здесь? — спрашивает он. — В полдень?

— Я попробую.

Она бежит по улице, негнущиеся ноги дрожат, и она знает, что выглядит неуклюже. Поворачивая за угол, Линда не выдерживает и оглядывается. Томас стоит на том же месте, где она его оставила. Он поднимает руку и машет ей.

Когда она входит в квартиру, тетя стоит в коридоре. На голове у нее бигуди и сетка для волос: маленькие золотые витки на серебристых палочках за сетчатым ограждением. Обычно она завивает волосы, и на голове просвечивается кожа. У тети залысины, которые она пытается скрывать челкой.

На тете розовый полосатый банный халат и фланелевая пижама с изображениями чайников. Домашние тапочки, когда-то розовые, от носки стали бежевыми. У тети неопрятные брови, на губах — следы темно-малиновой помады.

Они стоят по разные стороны разделяющей их пропасти, и каждая чего-то хочет от другой.

— Где ты была? — вопрошает тетя.

— Я упала, — роняет Линда, проходя мимо нее.

На следующий день Томас подбирает Линду в белый «бьюик-скайларк» с откидным верхом и кожаным салоном цвета тетиной помады. Словно не признавая воскресенья, Линда надела джинсы, хотя, послушная долгу, она уже побывала с братьями и сестрами в церкви. На Томасе — та же куртка, что была вчера, но хорошие брюки, которые можно было бы надеть и в школу.

— Я не взяла платка, — говорит она. — Не знала, что машина с откидным верхом.