Их невинная заложница - [38]

Тот факт, что она осталась одна со своим горем, только усиливал чувство одиночества. Пока не появился Лоу и не стал тем, за кого она могла держаться, якорем, который не позволял ей продолжать тонуть в потрясении и печали, смятении и безысходности.

Острая нужда толкнула Кинли в его объятия. За неделю их общения по телефону, она узнавала его все больше и больше. Пусть Лоу и использовал другое имя, но Кинли поняла насколько доброе у него сердце. И его доброта глубоко проникла в нее.

Воспоминание об их поцелуе заставило девушку поднять голову и молча попросить еще об одном. Губы Лоу опустились на ее, скользили и клеймили ее губы, даря мгновения блаженства. Кинли не нужно было думать. Не нужно было беспокоиться. Его поцелуй уничтожил все остальное. Ей оставалось просто чувствовать.

Сердце девушки колотилось, когда она вдохнула его аромат: тонкий намек на бальзам после бриться, легкий аромат мяты в его дыхании, мускусный запах кожи, кофе и мужчины. Этот запах мог принадлежать только Лоу. Она провела ладонями по его мускулистому торсу, покрытому тонкой тканью футболки. Все в этом мужчине было твердым, кроме его губ.

И его слова, когда он прервал поцелуй и обхватил ее лицо ладонями, а его губы замерли в миллиметре от ее губ:

— Ты такая чертовски сладкая. Ты никогда не должна плакать. Дженсен не заслуживает тебя.

Лоу запустил руки в ее волосы, распуская свободный пучок, который она завязала, чтобы убрать волосы от лица. Мужчина потянул за пряди, причиняя легкую боль. Он заставил ее поднять голову, закрывая ртом любые протесты. Как только его язык заскользил вдоль ее сомкнутых губ, она ощутила напряжение внутри живота. Лоу крепко держал Кинли, пока исследовал ее рот. Она шире раскрыла для него губы, не желая отпускать это опьяняющее и всепоглощающее чувство. Ее целовали и раньше — неуклюжие прикосновения губ и неловкие объятия, которые заставляли ее вздрагивать от дискомфорта. С Лоу Кинли не испытывала ничего подобного. Рядом с ним все было совершенно иным. Возбуждающим. Его нежная ласка и грубая настойчивость создавали опьяняющую нужду, которая, как она надеялась, никогда не закончится. Он держал ее так, словно она была сокровищем, словно он наслаждался ею. Поцелуй Лоу дарил Кинли ощущение счастья, распаляя и заставляя желать большего.

И она не собиралась, как в прошлый раз, с сожалением отказываться от этих объятий. На этот раз, девушка крепко вцепилась в мужчину и скользнула своим языком по его. Лоу зарычал, и она почувствовала, как этот звук завибрировал у нее под кожей.

Поощряя мужчину, Кинли застонала и шире открыла рот, чтобы он смог углубить поцелуй. Лоу, не мешкая, воспользовался ее приглашением. Впервые в жизни она ощущала свою женскую силу. Она постоянно ждала, позволяя жизни протекать на своих условиях, и никогда не просила того, чего хотела бы на самом деле. Но когда Лоу поцеловал ее, девушка внезапно поняла о чем «большем» она так тосковала в номере для новобрачных перед свадьбой. Она хотела заставить этого мужчину рычать и стонать. Гореть и изнывать. Заставить его голодать по ней, как он заставлял ее желать его. Кинли буквально упивалась этим ощущением.

Она прижалась к его груди. Лоу был таким высоким, что ему приходилось сгибаться почти вдвое, чтобы целовать Кинли. Ей очень понравилось чувствовать себя миниатюрной.

Теперь просто лишь поцелуя стало для него недостаточно. Лоу словно окружил ее и, зарычав, прижал девушку к двери кладовки. Он снова обрушился на ее рот. Соски Кинли затвердели, голова закружилась, когда он углубил поцелуй, одурманивая и заставляя отпустить контроль.

Она всегда была хорошей девочкой. Мама учила ее быть ответственной, потому что отец и сестра были так далеки от этого. После смерти мамы, никогда не прекращающаяся работа в фонде перешла к ней. Кинли заботилась о семье, потому что это было в ее природе.

Но этот дикий шквал эмоций, подаренный Лоу, тоже ощущался как что-то естественное. Было так правильно находиться его в объятиях.

Возможно, это было глупо. Она наверняка чертовски пожалеет об этом. В конечном счете, он использует ее страсть против нее же, заставив Кинли сотрудничать ради осуществления планов Доминика. Но сейчас все было только для нее. Сейчас Кинли не думала, что подумают или скажут другие. Впервые в жизни она жила настоящим и отказывалась останавливаться. Все дело было в том, что она хотела чувствовать себя обожаемой, прекрасной, желанной женщиной, хотя бы в этот раз.

Внезапно, мужчина поднял ее, словно она ничего не весила. Кинли ахнула. Никто не носил ее на руках, с тех пор как она была ребенком.

— Ты мне нужна повыше, детка. Может тебе стоит постоянно носить каблуки. Я говорил, как ты чертовски восхитительна в них? Я говорил, что у меня постоянно стояк с тех пор, как я увидел тебя? Мой член, словно в аду. — Он замолчал, его глаза пылали. — Черт! — он медленно опустил ее, убедившись, что девушка твердо стоит на ногах. — Прости. Я не должен был такое говорить. Я должен быть нежным.

Ни за что на свете она не хотела сейчас останавливаться. С тихим всхлипом она потянула его за футболку. «Разве он не понимает? Она не хотела думать или говорить, или быть нежной».