Их было трое - [87]

Шрифт
Интервал

Лейтенант Черепанов позаботился о том, чтобы вход в бункер надежно охранялся нашими бойцами, переодетыми в немецкую форму часовых, теперь мирно отдыхающих в бункере.

Вскоре обстановка осложнилась. Пожилой немецкий телеграфист с побледневшим землистым лицом доложил переводчику:

— «К-10» требует генерала фон Розенштрумфа к аппарату!

— Кто такой «К-10»? — спросил переводчик.

— Позывная фельдмаршалов. Кейтель или командующий армейской группой, — с дрожью в голосе ответил немецкий телеграфист.

Поговорив с Самойловым, переводчик строго приказал:

— Передайте: «Розенштрумф будет у аппарата через 15 минут».

Виктор Самойлов взглянул на бронзовый диск трофейного хронометра: через две минуты должна начаться атака наших войск.

Секундная стрелка медленно ползла вперед. «Скорей, скорей, скорей», — глядя на нее, шептал старший лейтенант. В груди гулко стучало…

Наконец, за вагонным депо блеснула ракета. Ее хорошо видел Толя Прошунин, стоящий возле бункера.

Он ходил с автоматом наперевес, в просторном немецком мундире, и всем приближающимся остервенело кричал: «Хальт!..» Денщики и фельдъегери, по какому-то делу посланные на узел связи, останавливались, с недоумением глядя на грозного часового. Иногда Прошунин вызывал переводчика. Одетый в офицерский китель с погонами обер-лейтенанта, переводчик Коробкин отвечал назойливым посетителям: «Сейчас нельзя. Здесь генерал СС».

К счастью, «гости» не часто навещали узел связи.

…За корпусом депо и товарной станцией послышался мощный нарастающий гул и густая свирепая пересыпь автоматных и пулеметных очередей. Изредка ухали пушки.

— Началось, — тихо сказал Самойлов. — Исса Александрович идет!..

4. Штурм. Разговор с фельдмаршалом «К-10»

Не каждому высокому начальнику выпало счастье быть своим среди солдат. Случалось так, что слово «командующий» воспринималось снизу как обозначение далекого, таинственного звена власти. В Волгограде Чуйков являлся не только властью. В воинской семье его звали отцом. Так же тепло звучали имена Гречко и Плиева среди казаков. В Н-ском гвардейском соединении, входившем в конно-механизированную группу, нередко возникали такие разговоры: «Если не захватим мост, Исса Александрович будет огорчен…» Или: «Прорвем с ходу эту ниточку, уйдем поглубже, он будет доволен нами». Так, по-свойски, именовали Плиева солдаты за глаза.

Под Раздельной генерал Плиев ссадил с седла молодого казака и сел на его маленькую крестьянскую лошадку. По передовым полкам и эскадронам пошло; «Исса — на коне. Держись, братцу!»

— Садись в виллис, — сказал Плиев спешенному бойцу, — подоспеют мои кони, верну твоего гнедого.

Так весь бой и просидел казак Стринжа в машине командующего. Друзьям говорил: «Командующий оставил меня за себя, а сам поехал наводить кавалерийский порядок в Раздельной…»

Между тем Плиев кивнул адъютанту. Глухо ударила ракетница.

Казаки увидели впереди бурку командующего. И лавина с громовым «ура» устремилась к станционным корпусам и видневшимся вдали цистернам.

Войска пошли на штурм. Все двинулось: цепи кавалеристов, танки, самоходные пушки…

Охранявшие станцию румынские части не успели как следует развернуться в новый боевой порядок — в свой тыл, откуда нагрянули казаки. Это решило исход сражения.

Не выдержали натиска конницы, частей мехкорпуса и немецкие войска. Многие подразделения сдались в плен.

Так пал важный опорный пункт вражеской обороны на юго-западе Украины.

Еще слышались выстрелы за северной окраиной города (гитлеровцы в беспорядке отходили на север), когда к Плиеву подъехал комдив Тутаринов. Он коротко отрапортовал:

— Захвачено 26 танков, 44 орудия, 500 вагонов с военным и награбленным имуществом, 16 эшелонов под парами, 460 автомобилей… Пленных — до тысячи. Один эшелон — с нашими людьми, которых собирались отправить в Германию.

— Хорошо, быстро подсчитали… — ответил командующий. — Всюду выставьте караулы. Вышлите свежий полк для преследования противника — к станции Кучурган и дальше — на Страсбург.

— Слушаюсь.

Подъехал начальник политотдела Кошелев. Он тоже обратился к Исса Александровичу:

— Что будем делать с эшелоном раненых немецких солдат и офицеров?

— Можно было бы дать им «зеленую улицу», пусть едут в Германию, — ответил Плиев. — Но пути разрушены артиллерией. Отправим эшелон в наш тыл. Советским врачам придется лечить их.

Стоявший рядом черноусый донской казак с удивлением посмотрел на генерала. «Лечить немцев? Странно…» — говорил его взгляд. Командующий понял казака и сказал:

— Бросать раненого — последнее дело.

— Так это ж враги! — смело возразил казак.

— Вперед надо смотреть, казак… — уже думая о чем-то другом, бросил Плиев.

На узле связи все было в порядке.

Расхаживали наши патрульные.

Толя Прошунин сбросил с себя немецкую «спецовку» и вошел внутрь бункера.

Телеграфист нервничал, вопросительно поглядывал на переводчика Коробкина.

По-прежнему лента кричала: «К-10» вызывает к прямому проводу фон Розенштрумфа». А в эти минуты генерал фон Розенштрумф где-то петлял на автомобиле по глухим дорогам в поисках шоссе…

Пришел командующий. Быстрым взглядом окинул длинный зал хорошо благоустроенного бункера. Выслушав доклад Самойлова, поблагодарил его и солдат, обратился к переводчику:


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.