Их было три - [118]
Даже Симанис, этот… Она подыскивала обидное слово, желая отомстить ему, не зная за что. И тот уехал на какие-то курсы, сдаёт какие-то экзамены. А новый старший лесник приглашал Илму на лекцию "Как человек создал бога"! Тьфу! Антихристы, еретики проклятые! Все готовы друг другу горло перегрызть, обокрасть, а всё потому, что нет в сердце бога! Как тогда этот зверёныш — залез на вишню средь бела дня. Полный карман набил…
Боясь, что кто-нибудь может "набить карманы" и её яблоками, Илма убрала их ещё зелёными. Часть насушила на зиму. Те, что слегка были попорчены червями, сгнили, остальные сморщились, засохли и сделались несъедобными. Зато больше не надо было бояться воров, особенно опасных теперь, когда не стало старого верного Нери…
Изредка, в минуты хорошего настроения, Илма угощала Серко чем-нибудь вкусным и гладила, словно сына, приговаривая:
— Расти скорее, Нери!
Щенок стоял, прислушиваясь, смешно развесив несоразмерно большие уши, только-только начинавшие торчать, как должно быть у овчарки. Он не вилял хвостом, упорно не желал признавать новую кличку, хотя прожил в Межакактах уже целый месяц.
— Нери!
Нет, он не подошёл, а когда Илма подняла руку, чтобы его погладить, вдруг припал к земле, точно испугавшись удара. Глаза его от страха стали зеленоватыми, оттенка бутылочного стекла.
— Дурак! — рассердилась Илма.
Хорошее настроение было испорчено.
В то время как Илма возилась с собакой, с фермы вышли Гундега и Жанна. Когда они дошли до поворота на Силмали, Жанна замедлила шаг и неуверенно взглянула на Гундегу.
— Гундега!
— Да?
— Слушай, Гундега, ты можешь сделать для меня одну вещь?
Жанна остановилась и не отрываясь смотрела на указатель со знакомой надписью "Силмали — 0,3 км".
— Конечно, — сказала Гундега, хотя она ещё ничего не поняла. Ах, верно, в Силмалях ведь живут Ганчарики!
Жанна вынула из сумки белый конверт без надписи и марки.
— Видишь ли, я хотела попросить тебя снести это.
— Кому?
Жанна взглянула на Гундегу, поражаясь её несообразительности, и та, наконец, догадалась:
— Виктору?
— Если тебе не трудно…
— Я пойду домой лесом, так это почти по пути.
— Какая ты хорошая! — радостно воскликнула Жанна. — Передай, пожалуйста, и скажи… Нет, не надо. Ничего не говори. Только отдай. И… обратно не бери.
— Что не брать обратно?
Закусив губу, Жанна замялась.
— Ну, так… ничего не бери.
Гундега рассмеялась.
— Как говорят: вполне исчерпывающие инструкции!
Рассеянно рассмеялась и Жанна, думая о чём-то другом. Потом сказала взволнованно, с тем же лихорадочным беспокойством и нетерпением, как тогда, когда шла на первое свидание с Виктором:
— Если ты не имеешь ничего против, я тебя провожу немного.
Она проводила Гундегу почти до самого дома Ганчариков. И только тогда, когда Гундега из самых лучших побуждений предложила Жанне пойти вместе с ней и передать всё, что она собирается сказать, на словах, Жанна встревожилась, стала усиленно уверять, что ни за что не пойдёт. Впрочем, если Гундеге так хочется, она, Жанна, может обождать её здесь.
Во дворе никого не было. Лишь подойдя к самому дому, Гундега заметила сидящего на скамейке маль-чина. Это был Виталин. Он строгал ножом какую-то деревянную игрушку, рядом с ним стояла прислонённая к скамейке оструганная палка, почти такая же, как у Лиены.
Услышав шаги, мальчик поднял голову, и по тому, как потемнело его лицо, Гундега поняла, что он узнал её.
Когда Гундега спросила о Викторе, мальчик с усмешкой ответил:
— На что он тебе?
— Письмо принесла.
— Ты разве почтальон?
Казалось, он изо всех сил старался рассердить Гундегу, но, не добившись ничего, махнул рукой на дверь:
— Виктор дома.
Но Гундега не пошла сразу.
— Ты давно вернулся из больницы, Виталий?
Каштановые глаза сверкнули.
— А тебе не всё равно?
— Что же, и спросить нельзя?
— В четверг выписали, ну…
Только сейчас, вспомнив о своих обязанностях, к Гундеге подбежала маленькая чёрная собачонка и принялась тявкать.
— Муха, перестань! — прикрикнул на неё Виталий и в оправдание прибавил: — Глупая ещё, маленькая…
Гундега невольно улыбнулась.
— Какое смешное имя — Муха…
Чёрная, потому Муха…
Виталий встал и потянулся за палкой, но она, соскользнув, упала на траву. Гундега поспешно наклонилась, подняла её и подала мальчику. Глаза их на мгновение встретились, и Гундега заметила, какой угрюмый взгляд у Виталия.
— Дай я тебе помогу! — нерешительно предложила она.
Мальчик рывком выдернул локоть из её руки.
— Не надо! Не трогай! — и немного погодя добавил: — Хотели, чтобы ваш волк, этот Нери, перегрыз мне горло? А смотрите — хожу! Доктор оказал, что скоро буду без палки ходить. Назло!
Гундега побледнела. Она не пыталась оправдываться. Но Виталию было безразлично, виновата она или нет. Ему достаточно было, что она из Межакактов.
Мать Виталия встретила Гундегу приветливо, разбираясь во всём лучше, чем неопытный ещё в жизни младший сын. Приоткрыв дверь в заднюю комнату, она крикнула Виктору:
— Пришла Гундега из Межакактов!
И хотя Ганчарикиха, вероятно, и в мыслях не держала ничего плохого, это слово кольнуло сердце Гундеги. Она понимала, как оно звучит здесь, в этом доме, где ходил мальчик, опиравшийся на белую палку.
