Их было три - [115]

Нельзя сказать, чтобы Илма любила эту работу. И лёгкой её не назовёшь. Кроме того, весь день в духоте на самом припёке приходилось отбиваться от полчищ слепней, а лишь только солнце приблизится к вершинам деревьев — жди налёта батальонов воинственно жужжащих комаров. Когда из кустов выползает погреться на солнце змея, помогает мотыга или палка. А что делать с комарами?

Илма считала, что полоть свёклу или морковь в своём огороде гораздо приятнее. И земля мягче, и всяких летающих насекомых меньше. Да к тому же свёкла или морковка вырастают за одно лето. Осенью иди и убирай. И если ты не жалела удобрения, а в засуху — воды, то урожай обеспечен и ты знаешь, что он твой. Испокон веку леса росли сами собой и всем хватало брёвен для постройки домов и дров для отопления.

Илма с ненавистью смотрела на маленькие сосенки, за которыми ей нужно было ухаживать. Карлики этакие, еле до лодыжки достают! Конечно, когда-нибудь вырастут, станут такими же большими, как те, на той стороне вырубки. Но что значит "когда-нибудь"? Пустой звук. Потому что её, Илмы, уже не будет. Кто-то другой получит выгоду от этих сосен. И какое ей в конце концов дело до этого? Межакактам выгоды не будет! О боже, что вообще будет с Межакактами, когда она умрёт? Для кого она работала, экономила, копила? Для кого? Не для той ли девчонки, что ходит по Межакактам, как чужая, жиличка… Рука не поднимается подписать ей завещание на дом.

У Илмы появилось желание поднять мотыгу и срезать несколько колючих упрямых сосенок, которые укоренялись и росли неизвестно для кого, только не для неё…

Илма и в самом деле замахнулась было мотыгой, но разум победил.

Она срезала куст горлянки и отшвырнула в сторону.

Что это ей вообще пришло в голову! Какой смысл в том, что она уничтожит несколько деревьев? Новый старший лесник только забракует её работу.

Новый старший лесник… О боже, а Саулведис! Что случилось? Почему он не появляется?

По дороге, наезженной по просеке, загремела телега. Илма выпрямилась и увидела Симаниса. Она успела заметить только его спину в клетчатой рубашке и затылок.

Уехал, не оглянулся…

"Пусть…"

Она хотела произнести это слово упрямо, но не получилось. Обмануть себя не так-то легко. "Пусть!" — тихо повторили губы Илмы, но она уже думала о другом, о том, что Симанису, очевидно, дали в лесничестве новую лошадь вместо Инги. Если бы она могла это предвидеть…

Но нет, о боже, что она тут опять мудрит? Симанис — спетая песенка… Он никак не может сравниться с Саулведисом. Если бы только в Межакактах повсюду не ощущалось отсутствие рук Симаниса: неокученный картофель, обвалившаяся изгородь загона, дырявая крыша сарая, если бы… если бы…

— Здравствуй, Илма! Что ты там разглядываешь?

Она оглянулась и покраснела, точно пойманная на месте преступления.

— Как ты меня напутал! — пробормотала она, пытаясь скрыть замешательство.

Обычно Метра ездил на мотоцикле; на этот раз он пришёл пешком. Немного опомнившись, она хотела броситься навстречу Метре, но что-то в его внешности удержало её.

— Ты пешком, Саулведи? — спросила Илма, хотя это было совершенно очевидно. Лишь теперь она обратила внимание на то, что он не один. На привязи у него был маленький щенок из породы овчарок. — Ты… гуляешь? — спросила Илма и спохватилась, что задала глупый вопрос.

На лице Метры появилась кривая усмешка.

— Как видишь, пешеходом стал. И никто не может мне запретить гулять средь бела дня. Вольная пташка, куда хочу, туда лечу, — он беззвучно рассмеялся.

— Ты пьян!

— Не угадала! Я сегодня как стёклышко. Даже деньги, вырученные за мотоцикл, отослал, чтобы не вводили в соблазн.

— Какие деньги за мотоцикл?

— Продал "ИЖ".

За какие-нибудь полторы недели Метра осунулся. Трёх- или четырёхдневная щетина на лице, морщины. Но в глазах действительно не было стеклянного блеска, как у пьяного. И как бы он ни напускал на себя беспечность и молодцеватость, в его внешности было что-то вызывавшее и жалость и в то же время презрение. Илме вдруг вспомнился голубой шар, привезённый однажды Фрицисом из Риги для шестилетней Дагмары. Желанная, красивая игрушка от пустячного укола булавки превратилась в жалкий лоскут резины.

"Какая чепуха!" — подумала она, удивляясь себе.

— Не такой уж он новый, чтобы тащить его куда-то за тридевять земель, — сказал Метра всё тем же притворно-бодрым голосом, и Илма словно очнулась.

— Какие тридевять земель?

— Слушай, Илма, я завтра уезжаю отсюда!

— Почему?

Метра бросил на неё беглый взгляд, как бы говоря: "Разве ты не знаешь? Спрашивает! Проклятая бабья привычка — спрашивать о том, что великолепно сама знает…"

Он вздохнул.

— Меня уволили с работы.

Щепок, увидев севшую на землю птичку, стал дёргаться на привязи. Метра наклонился и погладил собачонку.

— Спокойно, Серенький!

Илма заметила, что при улыбке у глаз Метры появился веер мелких морщинок. И лицо его от этого стало старее, но добродушнее. Таким Илма его не видела никогда.

— Я слыхала об этом, — продолжала она, поняв, что Метра не хочет разговаривать. Но поговорить всё же было необходимо.

— Слыхала, слыхала! — прикрикнул на неё Метра. — Запачкали трудовую книжку! Хорошо, что успел кое-что списать, а то судили бы. Самому лесничему строгий выговор за слабую работу с кадрами. Ему и во сне не снилось — планы выполнены и вообще… Илма всхлипнула.