Игры сердца - [51]

По коридору шел Олег. Как только Нелька открыла дверь, свет упал на его широкую, высокую фигуру. Нелька сделала шаг назад и сама чуть не упала, запнувшись за порог.

– Нелличка! – сказал Олег. – Прости ты меня, гада последнего!

– Олег?… – растерянно проговорила она. – Ты… как здесь?…

– Я тебя искал, – просто сказал он.

Он смотрел на Нельку сверху, с высоты своего огромного роста, но при этом казалось, что он заглядывает ей в глаза. Взгляд его был полон трепетной робости, и так удивительна была эта робость в таком огромном мужчине…

– Откуда же ты знал, что я сюда приду? – спросила Нелька.

Ей стало интересно: а правда, что бы он делал, если бы не застал ее здесь? Она ведь и не собиралась сегодня сюда приходить – случайно это придумала.

– Я не знал, где ты, – ответил Олег.

– Но ты же сюда пришел.

– Пришел. И сидел бы тут, пока ты тоже не пришла бы.

– А если бы я никогда не пришла?

– Всегда бы сидел.

Слышать это было приятно. Так приятно, что у Нельки даже в животе защекотало при взгляде на Олега – такого большого, такого сильного и охваченного таким тонким любовным трепетом… Впрочем, говорить она ничего не стала. Вот еще! Он ее обидел и пусть не думает, что она так легко ему это простит!

Но, наверное, она все-таки еще не очень хорошо умела скрывать свои чувства. Олег вгляделся в ее лицо, и его лицо мгновенно просияло.

– Нелличка! – воскликнул он. – Я тебя люблю безумно!

И, не дожидаясь ее ответа, вообще ничего не дожидаясь, подхватил ее на руки, прижал к груди и закружился с ней по классу, бестолково и счастливо ударяясь о гипсовые статуи.

И что она могла сделать в эту минуту, если сердце ее подпрыгивало как мячик в какой-то удивительной, до конца ей непонятной игре?

Ничего она не могла сделать, кроме как засмеяться и прижаться к широкой Олеговой груди.

Глава 12

– А я так дачу никогда и не хотела. – Марина потерла краем ладони стекло. Наверное, ей показалось, что к нему прилипла соринка, но соринки все же не обнаружилось. – Мороки сколько! – объяснила она, хотя Иван не спрашивал о причине ее нежелания иметь дачу. – И зачем, главное? Не стоит того пучок петрушки, чтобы каждые выходные ради него кверху попой стоять. Сейчас любую зеленушку можно купить, хоть в магазине, хоть на рынке. Здоровье дороже.

Иван немного опустил стекло со своей стороны. Ветер сразу приветственно свистнул возле уха, заглушая Маринины слова, и шум шоссе ворвался в кабину вместе с ветром.

В ее размышлениях не было ничего такого, что могло бы его раздражать. Он и сам не стремился к дачным радостям, а мысль о выращивании петрушки ему и в голову не могла прийти. Даже большой старый дом в Тавельцеве, который он сегодня увидел впервые, не вызвал у него такого чистого восторга, какой вызывал, например, у сестры Оли.

Ивану было понятно, почему тавельцевский дом вызывает даже не восторг, а просто-таки священный трепет у Тани: это был тот самый дом, в котором она жила в юности и вернуть который давно уже считала невозможным.

Даже мама, священный трепет неспособная испытывать в принципе, относилась к этому дому, который свалился на Луговских как снег на голову, с каким-то странным чувством. Иван обозначил его для себя как растерянность, но маме об этом своем наблюдении сообщать не стал, потому что не понимал, чем такая ее растерянность может быть вызвана.

На него же этот дом, купленный французской тетушкой для своих сестер и их детей, то есть и для него, получается, тоже, не произвел вообще никакого впечатления. Ну, большие комнаты на двух этажах. Комнат много, он даже не понял, сколько именно. Ну, стены обшиты старинным темным деревом, а потолочные балки украшены резьбой. Конечно, красиво, но связывать с этой красотой какие-то особенные надежды и радости – с чего бы вдруг? Он только кивал и невпопад поддакивал, когда Оля водила его по дому и саду, рассказывая, что они с мужем уже сделали здесь и что собираются сделать.

В общем, Марина сказала примерно то, что он подумал бы и сам. Если бы стал об этом думать.

– Сколько градусов сейчас, Ваня? – спросила она.

Приборная панель в «Ниссане» была сделана так, что термометр, как и спидометр, был виден только водителю.

– Пятнадцать, – ответил он.

И еле удержался от того, чтобы спросить, зачем ей надо это знать.

Температура на улице волновала ее чрезвычайно. Марина повесила за окном их квартиры термометр и каждое утро с ним сверялась. Может, Иван этого и не заметил бы, если бы она каждый раз не сопровождала это действие каким-либо комментарием.

– Потеплело со вчерашнего, – говорила она. Или: – Вчера уже десять было, а сегодня семь опять. Ну что за весна такая!

Однажды Иван все-таки спросил, почему ее так интересует температура на улице. Марина посмотрела на него удивленно.

– Так ведь знать же надо, что надеть, – пожала плечами она. И повторила, разъясняя еще раз: – Чтобы одеться.

Раздражаться по такому поводу было глупо. В конце концов, еще Фазиль Искандер когда-то заметил, что все москвичи интересуются погодой так, словно собираются с утра косить или сеять. Марина попала в Москву всего год назад, но, видимо, эта московская привычка оказалась из самых прилипчивых. И не должна она была его раздражать, конечно.