Конечно, хотя я и несколько эксцентричен, но я скорее потрачу все свои сбережения на это место, чем стану членом церковной ложи высших космических чинов — ведь никто не станет трудиться, приезжая сюда, чтобы проверить мои записи. Если их найдут после того как я умру, они не повредят моим сыновьям и не испортят их карьеры. Меня всегда волновало только одно. Протекторат должен непременно позволять, да, ожидать от своих сотрудников высшего ранга определенную странность. Конечно мои бумаги сочтут подрывающими устои и напыщенными. Поэтому я каждый вечер кладу их в коробку под плиту, которую я расшатал, думая: а что, если когда-нибудь какой-то археолог прочтет их… и улыбнется?
Хотя об этом узнает только археолог, ему следует знать, что пишу я только для себя: чтобы вернуть назад годы и любовь, а сегодня — Дафну.
Когда она меня отыскала, я только что был назначен главой миссии помощи «Уриэлю». Чтобы ее организовать, я снял офис в Новом Иерусалиме на самом верхнем этаже Центра Армстронга — оттуда открывался вид на городские крыши и башни, через Симаррон: на Канзасские степи, покрытые бронзой пшеницы вдали. Тот день был трудным, жарким, безоблачным. Крест на самом высоком шпиле Верховного собора горел, как будто золото раскалилось добела, а часовые на посту над Оружейной палатой Капитолия блестели, как стрекозы. Хотя в помещении был кондиционер, я почти мог чувствовать атмосферу за окном, кипение или шипение среди равномерного гула автотранспорта.
Мой интерком возвестил:
— Миссис Асклунд, сэр!
Я от всего сердца чертыхнулся и отложил Воззвание, над которым я работал. Я совсем забыл, что как-то жена навигатора «Уриэля» добилась личной встречи со мной. Разве мне нечего было делать, когда и передохнуть-то было некогда, как только утешать обезумевших от горя женщин? Разговоры по эйдофону с женами двух других членов команды были нелегкими — но тогда они, по крайней мере, приняли волю Божью с христианским смирением и хотели только попросить передать записки или подарки мужчинам, с которыми они больше никогда в своей жизни не встретятся.
— Авель, напомни ей, что у меня есть только несколько минут на разговор, и пригласи ее войти, — приказал я.
И тогда через дверь вошла Дафна, и неожиданно все вокруг стало удивительно ярким.
Она была высокого роста. Форменное скромное темное платье не скрывало прекрасной фигуры. Юбка шуршала вокруг ее лодыжек шумом прибоя, когда она шла энергичной походкой. Ее лицо с зелеными глазами, носом с горбинкой и полными губами, обрамленное каштановыми кудрями, не было хорошеньким, оно было красивым. В нем я увидел не скорбь, а твердую решимость. Когда она остановилась перед моим столом, сложила руки и кивнула мне головой, ее приветствие не было вовсе кротким.
И все же голос ее был тихий и ласковый, и она говорила по-английски с небольшим акцентом.
— Капитан Синклер, я — Дафна Асклунд. Очень мило с вашей стороны, что вы согласились меня принять.
Мы оба знали, что я сделал это только потому, что она нажала на все кнопки. Тем не менее я смог выдавить из себя только:
— Пожалуйста, садитесь, сестра. Я бы сказал, что для меня это удовольствие, если бы не такой печальный повод. Чем могу быть вам полезен?
Она уселась и несколько секунд изучала мои редеющие на макушке седины, с почти дружелюбным вызовом чуть-чуть улыбнулась и ответила:
— Вы могли бы выслушать меня, сэр. То, что я предлагаю, не настолько нереально, как кажется с первого взгляда.
— Вся эта затея нереальная, — я откинулся на спинку стула и потянулся за своей трубкой. — Ну, я, конечно, вам сочувствую. И я тоже потрясен. Мэтью Кинг был моим однокашником в Академии, и впоследствии мы были близкими друзьями.
— Но ведь вы не были знакомы с Вольдемаром?
— С вашим мужем? Боюсь, что в действительности — нет. Корпус астронавтов достаточно невелик, и мы случайно могли оказаться вместе на конференции или на одном и том же повторном тренировочном курсе, но он достаточно велик для того, чтобы узнать друг друга как следует. Он производил… производит на меня хорошее впечатление, миссис Асклунд.
— Шкипер «Уриэля» — ваш друг, его навигатор — мой муж. Вы в состоянии представить разницу? — сказала она. Никакого намека на жалость к себе, просто констатация факта.
Я не уверен, почему именно тогда я позволил себе разоткровенничаться и сказал ей:
— В состоянии. У меня в прошлом году умерла жена.
Взгляд ее потеплел.
— Простите. Извините меня, капитан Синклер. Я слишком была погружена в собственные переживания…
Она выпрямилась.
— Ну, хотя Вэл всегда со мной. Он… они все находятся перед лицом лет, десятилетий… бесконечных испытаний. Ссылка, заключение в металлической раковине, несущейся со свистом среди звезд — возможно, в последнем сумасшествии, убийстве, ужасе, которые просто невозможно представить, пока не останется единственный живой среди мертвых костей…
А она даже не упомянула о таких вещах.
Я собрался с духом, чтобы сказать прямо:
— Мы сделаем для них все, что сможем. Это — моя работа, и вы простите меня, если мой долг оставляет мне так мало времени, чтобы уделять кому-то еще внимание, тут на Земле. Мне… мне сказали, что духовенство держало совет относительно жен, чтобы… Ну, словом… они ожидают, что скоро Пасторство разрешит… э-э-э… одобрит разводы многих брачных союзов, и дамы получат свободу, чтобы снова выйти замуж. Ваш священник разве еще не говорил с вами?
