Игры Сатурна. Наперекор властителям - [27]
— Хорошо, — проворчал Скоби. — Готовься, чтобы осмотреть местность по кругу. Это зависит от многих факторов, которые мы не можем предусмотреть. Маяк на самом деле может и не оказаться таким большим, как тот, который ты приготовил. И конечно, он может быть плохо заметным и недолговечным. И, возможно, он может быть слишком низким, чтобы ты заметил его на таком расстоянии. — Он откашлялся, — В этом случае — от судьбы не уйдешь. Но ведь мы все-таки, черт побери, пытались, что само по себе здорово.
Он приподнял батарейку — дар Гарциласо. Кусок крепкого провода со снятой изоляцией подсоединил к клеммам. Без регулятора блок будет излучать максимум своей энергии через короткую замкнутую цепь. Проволока уже накалилась.
— Ты уверен, что предпочитаешь, чтобы я этого не делала, Колин? — спросила Броберг, — Твои ребра…
Он криво улыбнулся.
— Тем не менее, я лучше, чем ты, предназначен природой для бросания, — сказал он, — Уж позволь мне это маленькое мужское высокомерие. Ведь тебя посетила эта светлая идея.
— Это было очевидно с самого начала, — сказала она. — Я думаю, было бы, если бы мы не были так поглощены своими мечтами.
— Гм-м-м-м, зачастую самые легкие ответы труднее всего найти. Кроме того, нам ведь нужно было еще подняться сюда, иначе этот трюк не сработает, а игра нам сильно помогла… Ты готов, Марк? Эй, ухнем!
Скоби бросил батарейку, как будто это был бейсбольный мяч — сильно и далеко через гравитационное поле Иапетуса. Вращаясь, его неизолированная проволока начертила волшебную паутину, которую было видно. Она приземлилась где-то за кромкой воронки, сзади ледника.
Замороженные газы стали испаряться, взвились вверх, быстро реконденсировались, прежде чем рассыпаться. Как будто белый гейзер поднимался вверх на фоне звезд.
— Я вижу! — завопил Данциг, — Я вижу ваш маяк, ноги в руки и я в пути! С веревкой и запасными батарейками и со всем барахлом!
Скоби мешком плюхнулся на лед и схватился за левый бок. Броберг встала на колени и склонилась над ним, как будто они вместе накладывали руки на эту боль. Неважно. Ему недолго осталось бороться с болью.
— Как ты думаешь, как высоко этот дым поднимается? — спросил Данциг уже спокойнее.
— Около ста метров, — ответила Броберг, взвесив расстояние.
— У, черт, эти перчатки мешают мне нажимать на калькулятор… Ну, если судить по тому, что я вижу между мной и вами, приблизительно десять или пятнадцать километров. Дайте мне час или чуть больше, чтобы добраться туда, и я определю ваше точное местонахождение. О'кей?
Броберг проверила счетчики.
— Да, лети. Мы выключим наши термостаты и будем сидеть тихо, чтобы снизить потребность кислорода. Мы замерзнем, но мы останемся живы.
— Я, может быть, управлюсь быстрее, — сказал Данциг. — Это только самые приблизительные расчеты. Хорошо, я бегу. Никаких разговоров до тех пор, пока мы не встретимся. Я не буду делать глупостей, но мне потребуется дыхание, чтобы развить скорость.
И издалека те, кто ждал его, услышали дыхание и тяжелую убыстряющуюся его поступь. Гейзер исчезал.
Они сидели, обнимая себя руками, и праздновали победу, которая была одержана ими. После продолжительного молчания мужчина сказал:
— Ну, я полагаю, это означает конец игре. Для всех.
— Ее обязательство нужно держать под строгим контролем, — ответила женщина, — Однако мне интересно, бросят ли они ее все сразу… с этого места.
— Если они будут должны это сделать, они это сделают.
— Да. Ведь мы-то сделали это, правда?
Они повернулись лицом к лицу под роем звезд и небом, в котором царил Сатурн. Ничто не смягчило солнечного света, который осветил их: ее — женщину средних лет, жену и мать, и его — обычного мужчину, разве вот только одинокого. Они больше никогда не будут играть в эту игру. Они просто не могут.
Недоуменное сочувствие было в ее улыбке.
— Дорогой друг, — начала она.
Он поднял руку, предупреждая ее, чтобы она не продолжала свою речь.
— Лучше мы не будем разговаривать, пока нет необходимости, — сказал он. — Это сохранит немного кислорода, и нам будет немного теплее. А не попробовать ли нам заснуть?
Ее глаза расширились и потемнели.
— Я не смогу, — призналась она, — Пока не пройдет некоторое время. А теперь я помечтаю.
Горький хлеб
I
Прошло семь лет с тех пор, как мы на Земле последний раз получили известия с «Уриэля», и я не думаю, что это произойдет когда-нибудь снова. Погибли ли они, или же победили, а может, они все еще несутся меж звездами в своей дикой погоне — команда этого корабля покинула нас навечно. И даже если они впоследствии и вернутся, то это будет только на короткий миг — словами или образами — для всего остального человечества, а для меня, возможно, улыбкой.
Эта улыбка тогда должна добраться сюда сначала в виде записи на борту корабля, потом — в виде кода, посланного лучами сквозь небо, через сенсор, и с помощью сферической антенны, похожей на паутину на моем доме в Хое. Я больше никогда не увижу космического пространства. Три года назад мое начальство приказало мне уйти в отставку. Не то чтобы я чувствовал себя несчастным. Отвесные рыжие и желтые скалы, зелень моря в солнечном свете или его свинцовые воды, когда небо — в облаках, пока оно не разверзнется ослепительной белизной молнии и не разразится громом; чайки, оседлавшие громкий, холодный ветер; болотный вереск и несколько кривых деревьев по холмам, где еще пасутся овцы; деревушка грубоватого, но доброго народа окни; мой кот, мои книги, мои воспоминания — все это хорошо. Эти вещи стоят того, чтобы частенько померзнуть и промокнуть и слегка почувствовать голод. Может быть, все это — к лучшему, потому что погода редко позволяет мне разглядывать ясные звезды.
