Игры на раздевание - [67]

— Она сбегает, когда ей плохо. Ты её обидел, — констатирует, — а я нанял тебя для обратного.

Да, в этом вся соль: ты меня НАНЯЛ. Я могу переспать с любой женщиной, любого возраста, национальности, внешности, не важно, в удовольствие или нет — это уж как получится. Но быть проституткой — это чересчур. Это нахрен выносит мозги. Да, всё дело в этом — мне поручили секс с этой женщиной, и это напрочь убило естественное влечение.

— Я отправлю за ней такси, а ты думай, как всё исправить.

Только в тот момент я окончательно понял, с кем имею дело — он всё держит под контролем, а я — слабое звено в его отлаженной системе.

Я понял, что игра вышла за рамки сюжета в одно редкое совместное утро, когда, опаздывая на встречу, не смог отказать себе в желании поцеловать её на прощание. Не открывая глаз, она обвила меня руками и с силой притянула к себе, уткнулась носом в мою шею и продолжила спать.

Виктория никогда не делала ничего подобного в ясном уме. И я вдруг понял, как сильно нужны ей объятия, как остро нуждается эта с виду зрелая женщина в защите, и в то же самое время ощутил нечто объёмное, щемяще поскрипывающее в груди. Я обнял её сонное тело в ответ, прижал к груди и стал целовать её лоб, волосы. И только услышав мой голос, она открыла глаза, вгляделась в моё лицо и отстранилась.

— Уже уходишь? — слова, лишённые даже банального огорчения.

В моей грудной клетке лопнула струна, повредив внутренности. Оглушённый свирепостью нежданной боли, я понял две вещи: не мои объятия ей нужны. Я люблю. Её. Взрослую, поломанную, чужую жену.

Это оказался самый болезненный вывод в моей жизни. Я потерял близких, научился выживать в условиях, не совместимых с жизнью, много и часто рисковал, видел болезни, нищету, боль и искренне считал себя чёрствым индивидуумом, с огрубевшей, невосприимчивой ни к боли, ни к яркости эмоций душой.

До этого момента. Перед глазами цветные пятна, и алый среди них — ярче всех. Я вдруг понял, с какой махиной мне предстоит тягаться: дело вовсе не в его успешности и деньгах, а в том, на что он способен. Кай Керрфут — одно из громких глянцевых имён, парень, построивший IT империю, совершивший прорыв, и не один, заработавший миллиард, написавший книгу о бизнесе и потерявший ребёнка с диагнозом «синдром Дауна». Он муж. Он МУЖ.

Я задал себе вопрос, изрезался о его острые края, но ответить так и не смог: нашёл бы я в себе достаточно мудрости и сил, чтобы сделать то, что сделал он? Человек, свернувший шею своей гордости, вручивший самое дорогое — любимую женщину — другому мужчине с одной только целью — помочь ей очнуться, ожить.

Его легко можно было бы понять, если бы он не любил её, если бы руководствовался только долгом, но я видел его глаза в моменты, когда он говорил о ней. И в них не усомнишься.

Сентябрь 2019

Сейчас она просит о встрече в кафе, и я знаю, что речь пойдёт вовсе не о её чувствах ко мне.

Я закрываю глаза и дохожу до точки, где мой язык боготворит её терпкую, приторно сладкую зрелость, глаза смиренно провожают ускользающую молодость, а губы просто просят любви.

Я ментально на коленях, впервые в жизни молюсь Амуру и падаю.

Это свободное падение в искажённом, не подчиняющемся ни одному из законов физики пространстве, путешествие в космическом тоннеле из одного измерения в другое, где, чем дальше ты от точки отрыва, тем ослепительнее свет и громче стук твоего собственного сердца.

Глава 44. Ансель: Брауни

— Ты помнишь нашу самую первую встречу? — спрашиваю её.

— Да, ты был одним из десятков студентов в аудитории и вызывающе разглядывал мои ноги.

— Нет, впервые мы встретились не в аудитории, и ты отлично это помнишь — такое нельзя забыть.

— Какое, такое?

— Уникальное событие: двое предназначенных друг другу людей пересеклись в одной точке и узнали один другого. Почувствовали, ощутили вибрации той самой энергии.

— Красиво. Но я не помню.

— Около двадцати мучеников собственного тела, зажатых в тесном помещении, а среди них — женщина, от взгляда которой мой член распирает ширинку. А между тем, я в этом одновременно неловком и звенящем эмоциями моменте не один — с сестрой. И вот представь, я, который никогда в жизни не реагировал на женщин так необузданно, сижу в клинике для стариков рядом со своей сестрой и прячу собственный пах, чтобы она не заметила моего конфуза. А женщина, она всё ещё здесь, и хотя я боюсь смотреть на неё, мне безумно этого хочется, но ещё больше — затащить её в укромное место, раздвинуть её ноги и… снять это дикое напряжение в паху.

Я умолкаю, и во внезапно возникшей тишине слышу, каким предательски шумным оказывается моё дыхание.

— Такое со мной случилось в первый раз в жизни… но не в последний. Потому что я встретил эту женщину снова.

Мои веки опускаются. Я дышу, как дышится, потому что все усилия по сокрытию эмоций бессмысленны.

— Двадцать семь лет я хожу по земле. В пятнадцать впервые переспал с девочкой. Потом их были… десятки. Всегда сверстницы или немногим младше меня — к тем, кто старше, никогда не влекло, чего нельзя сказать о них самих. Но всё это история до той встречи. Я помнил тебя, я запомнил. До мельчайших деталей, и даже хранил в памяти твой запах: когда ты закончила свои дела и прошла мимо меня к выходу, я сделал вдох, чтобы поймать и оставить себе хотя бы часть твоих клеток. И сделал это неосознанно. Знаешь почему?