Игры на раздевание - [57]

— Бесконечный поток школьной макулатуры!

Мои глаза видят надпись на одном из помятых, испачканных бананом шедевров «Для мамы», и я начинаю ненавидеть. Не конкретную личность, а человечество вообще. За несправедливость, за боль, за неблагодарность. За слепоту и неумение по-настоящему ценить то, что у нас есть.

— Ой, смотри, а этот забавный!

В руках Элис бумажный медвежонок. Его лапки вырезаны отдельно и прикреплены к туловищу канцелярскими кнопками, поэтому подвижны и смешно болтаются. Мордочка по-детски трогательная, а в глазах-пуговицах грусть. И я чувствую, как слёзы затапливают мои глаза, сердце, душу, рвутся наружу обидой на судьбу, злой рок, собственную глупость, но я их сдерживаю. Как всегда зажимаю внутри и выхожу, унося своё многотонное горе подальше от людских безразличных непонимающих глаз.

— Ооох, я не подумала! — закрывая за собой дверь, слышу запоздалые сожаления Элис.

Я вытираю щёки и говорю себе:

— Ты ещё можешь. Можешь! Нужно только принять решение.

Да, я всё ещё могу родить, но тогда парень, по имени Кай, превратившийся за годы в мужчину, ставший мужем, а теперь и бывшим мужем, исчезнет из моей жизни окончательно и навсегда.

Ты не замечаешь, как твой человек прорастает в тебя, становясь твоей жизнью. Не задумываешься над его жестами и поступками, относясь к ним, как к части повседневной рутины, а ведь они, по сути, и есть самое главное — его любовь и забота.

Что такое любовь?

Я долго смотрю в зеркальную стену соседнего здания, рассматривая отражение своей высотки. Моё воображение рисует в нём горы, их укутанные облаками верхушки, заснеженные изумрудные ели у подножия. Мои настоящие горы ждали меня в течение шести лет, и я никогда не задумывалась о том, что в моём окне они оказались не по счастливой случайности — кто-то поселил их там.

Что останется от любви, если откинуть от неё страсть, имеющую свойство сгорать почти молниеносно?

Забота.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Любовь — это забота. И у меня был её океан.

Как много я дала Каю? Какие-то мелочи. Он всегда от всего отказывался, шутил, смеялся, уверял, что хочет от меня лишь одного — чтобы я голая всегда ждала его в постели.

На вопрос «Что тебе подарить?» он всегда расплывался в широченной улыбке и отвечал: «Себя!».

И мне это было приятно! Так приятно!

И я дарила ему «себя» во времена студенческого безденежья, в годы счастливого брака. Конечно, кроме «себя» были ещё новые кружки для кофе и брелки по цене автомобиля, на которые он только взглянет и тут же вернёт свой плотоядный взгляд мне.

Я никогда не отказывала ему в сексе, случалось, мы даже делали это в последние дни месячных. Но даже это, скорее всего, не моя заслуга — это Кай был умелым любовником, пылким, нежным, так что я готова была с завязанными глазами броситься в любые эксперименты, если только моя рука будет зажата в его руке.

А потом, когда умерла Немиа, и я спрашивала для галочки «Что ты хочешь ко Дню Рожения?», он больше никогда не шутил и отвечал «Просто будь рядом».

Много ли он давал мне?

Безмерно много, бесконечно, безлимитно.

Tony Anderson — Chasm

Я поражалась тому, как много он знает и умеет, ведь ни один человек просто физически не способен уместить столько в своей голове. Пусть он был специалистом в области IT, хотя сейчас она делится и разветвляется на бесчисленное множество направлений, часто почти не пересекающихся друг с другом, но он легко мог разворотить неработающую розетку и отремонтировать её, починить кран, задрать кверху капот своего старого заглохшего Бьюика и разобраться с проблемой, не дожидаясь эвакуатора.

Однажды в институте на лекции по социологии преподаватель предложил нам задуматься о том, кого из коллег мы выбрали бы в попутчики на необитаемый остров. Раздал блокнотные листы и попросил вписать имя. Я отдала ему листок, на котором было выведено всего три буквы: КАЙ.

Взглянув на него, преподаватель напомнил мне:

— В нашем коллективе нет студентов с таким именем, Виктория! Или я что-то пропустил?

— Совершенно точно, нет, Эд. Но ни с кем другим я не соглашусь жить на необитаемом острове!

Он улыбнулся. Загадочно так, понимающе. И вернул листок с Каем мне:

— Вам повезло, Виктория. Не каждому удаётся встретить такого человека. Многие проходят весь свой долгий жизненный путь, но так и не находят ни одного. Цените это.

Цените.

Люди безжалостно обезображивают прекрасное. Вместо любви часто остаётся даже не безразличие, а гигантское серо-буро-малиновое, всё покрытое шипами и наростами разочарование. Обида за обманутые ожидания, за не услышанные нужные слова и услышанные ненужные, не предложенные вовремя объятия, махровое безразличие к твоим потребностям, болям и неприятностям.

Вынужденная необходимость передвигаться до работы на общественном транспорте и внезапно открывшаяся ясность мысли привели меня к новому развлечению — разглядыванию людей. В поезд входит пожилая пара, лет восьмидесяти, я поднимаюсь, чтобы уступить место одному из них, и мужчина садится, не предлагая супруге. К счастью, соседнее сидение тоже освобождают, и женщина тяжело опускается рядом, повернувшись к мужу спиной. Язык тела способен поведать о многом, например о смерти любви. Эти люди прожили свои жизни бок о бок, спали в одной постели, ели за одним столом, делили радости и огорчения, растили детей. И вот что осталось на склоне лет от когда-то соединившего их чувства: я не хочу каждое из доступных нам мгновений видеть тебя, быть рядом, любить. Свой путь до конечной точки я дойду в одиночку, а ты лишь досадный, не вызывающий ничего кроме раздражения попутчик.