Игры на раздевание - [42]

Вторых шансов не бывает, Кай.

Нет его и у меня.

Я тысячи раз проигрывала в своей голове тот проклятый день, не выпуская из рук нашего ребёнка, не отрывая от неё глаз, наплевав на Дженну, на тебя, Кай, на весь мир, но в реальности ничего не меняется.

Потому что прожить ошибку заново и исправить её невозможно. Остаётся только одно: научиться с ней жить и, по возможности, хоть на сколько-нибудь стать счастливым.

Глава 28. Подарки

Alicks — Outside

На Рождество Кай пригласил меня к своей матери. Если бы не тот факт, что мы с миссис Керрфут уже отлично друг друга знали (в связи с моей летней подработкой), то этот визит должен был бы считаться официальным знакомством с родителями моего бойфренда:

— Мама, мы с Викки живём вместе, — неожиданно объявляет ей он.

Достопочтенный доктор Камилла Керрфут, внезапно поняв, что девушка его сына — я, так сдавила свои совершенно не тонкие губы, что они почти исчезли из поля моего зрения. В её глазах не читалось неодобрение, нет, в них светилась испепеляющая злость.

Совладав с первой волной негодования, она все же разжала свой рот, чтобы произнести:

— Кай, можно тебя на минуточку, сын? Нам предстоит беседа наедине!

На что Кай, ещё плотнее прижав к моей талии свою руку, ответил:

— Мама, Викки — моя девушка. У меня нет от неё секретов, а тем более права обсуждать что-либо без неё, ведь это самый близкий человек. Разве не этому ты всегда меня учила?

Вот так достойный сын своей матери чётко и недвусмысленно обрисовал ей непоколебимость своего решения.

Она даже не предложила нам чай — проигнорировала важнейший принцип английского гостеприимства. Кай справился и тут: организовал всё сам, вручив мне чашки, заварник, сам извлёк из-под письменного стола расшитую синими цветами подушку и подложил под ноги матери. Этот его жест в тот момент вызвал у меня неприязнь, но теперь, будучи сама уже взрослой женщиной, я понимаю, как ловко и мудро он дал матери понять, что в его жизни она занимает то же почётное место, что и раньше, может рассчитывать на его поддержку и заботу, но на первом и главном теперь — его женщина, то есть я.

А ещё, будучи юной и глупой, в том жесте я не прочла главного — почти уникальное умение Кая как в кокон окутывать в заботу. А ведь этому его научила именно она — его мать.

Моя кротость мне помогла: Кай ей улыбался, улыбалась и я, и женщина с невыносимым характером не имела ни малейшего повода мне противостоять. Как бы тщательно она не искала причины завести разговор с Каем о том, что я неподходящая девушка — их не было. Как и возможности поговорить с ним наедине, поэтому она пыхтела, сверкала глазами, но неизменно молчала в моём присутствии. Я поняла, почему Кай так долго скрывал от неё «нас» — он не стыдился меня, он защищал. И позволил «знакомству» случиться лишь тогда, когда оно, во-первых, уже было неизбежным, а во-вторых, неспособным меня отпугнуть — уже слишком прочно к тому моменту мы были связаны.

С его многочисленными и почти бесконечными кузинами было всё то же самое: чем с большим недовольством разглядывали меня их глаза, тем плотнее рука Кая прижимала меня к его необъятному в сравнении со мной телу.

Первый снег в том году выпал третьего января:

— С первым снегом! — объявляет мне об этом событии Кай, на волосах его капельки, бывшие пару минут назад снежинками, а губы, его слаще самого сладкого сахара губы, растянуты в улыбке.

Он вынимает из кармана своей куртки небольшой свёрток. Я разворачиваю бумагу и нахожу в ней светло-серые носки с большими белыми снежинками.

— Сумасшедший! — говорю, а у самой от восторга голос глухой, прерывистый.

Эти пушистые носки я приметила в молле ещё месяц назад: они красовались на отдельном стенде рядом с другими расцветками, но именно от этой я долго не могла оторвать глаз, как и от их космической цены. За эти деньги можно купить двадцать пар носков отличного качества и даже не в Доллараме, а в Виннерсе, например. Но это был книжный магазин, в котором всегда существовал отдел канцелярии и мелочёвки, пусть и экстремально симпатичной на вид, но рассчитанной исключительно на тех, у кого не лады с бюджетной экономикой. Считать и экономно расходовать свой бюджет я отлично умею, но любоваться ведь никто не запрещал? Это бесплатно, поэтому я любовалась, пока Кай выбирал себе толстенную книгу по программированию, стоимостью, как пять пар этих божественно прекрасных носков.

И вот они в моих руках, но недолго: Кай, присев передо мной, сидящей на кровати, на корточки, натягивает фантастическое меховое баловство на мои ноги.

— Какие же они у тебя маленькие… — приговаривает. — Твои ноги… ступни. Размер явно не твой.

А у меня пропал дар речи. Но почему-то появились слёзы. Кай поднимает глаза, видит это, пугается, обнимает и, целуя в лоб, спрашивает:

— Что я сделал не так?

— Ничего… Просто для меня никто ещё ничего подобного не делал!

— Послушай, — начинает, затем держит паузу, что-то проглатывает, хотя ничего же не жевал, — никаких подвигов. Лейф разбил телефон, и мы заехали в молл, чтобы купить новый. Выбрали, и, пока он расплачивался, я заскочил в книжный посмотреть, что за новинки к Рождеству завезли, и увидел эти носки. Подумал: они бы очень уютно смотрелись на твоих вечно мёрзнущих ступнях, вон какие тёплые… Викки! — тут он как одержимый начинает целовать мои глаза, брови, щёки. — Я такой непроходимый осёл, Викки! Прости меня, а? Я исправлюсь!