Игры на раздевание - [40]

«Откуда это во мне?» — иногда спрашиваю себя, остановившись, словно очнувшись от морока. Но это был не морок, это была…

Любовь.

Настоящая, такая же, как у здоровых нормальных людей. Нейротипичных.

Я к нему не просто привязалась, а приросла. Вот примерно так же, как прирастают черенки, привитые к стволу дерева. Мне всё время хотелось прикасаться, прижиматься, казалось, что его руки — это мои руки, его шея и спина — это мои шея и спина, а самое спокойное и умиротворяющее место на свете — это больше не кровать и подушка, а его плечо и размеренный звук биения сердца. Иногда я забывала о том, что мы не одни, могла подойти, прильнуть к груди щекой или сесть рядом и положить голову на любую доступную часть его тела, куда придётся, только бы чувствовать его.

Это странно, но сумасшествие началось не сразу, а через несколько месяцев от того момента, когда мы впервые съехались. У всех нормальных пар порядок был другим: встретились, притянулись, полюбили, сошлись, потому что не в силах проживать минуты друг без друга.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У нас же — всё наоборот.

Поселились вместе, потому что… так захотел Кай. Почти приказал мне, а я, не терпящая приказов, упёртая, вздорная, дикая, неподдающаяся никому, кроме матери, поддалась.

Почему? Ответа на этот вопрос у меня нет до сих пор.

Но то, что началось потом, в январе, достигнув своего пика весной, я никогда не забуду, и если рассуждать разумно, уже из-за одного этого стоило рождаться.

Мы оба сходили с ума везде, где для этого была возможность. И где не было тоже. Мне пришла тогда мысль, что это и есть то, что называют медовым месяцем, только у нас его острая форма длилась почти год, а стёртая не прекращалась до самого рождения дочери.

— Я не могу ни на чём сосредоточиться! Так и останусь на всю жизнь строителем! Отпусти уже мои мозги! — молили меня опухшие от поцелуев губы.

— Я их не держу! — смеялись мои в ответ, ничуть не менее опухшие.

Я понимала, о чём он — сама столкнулась с той же проблемой — учиться стало неимоверно тяжело. Сколько ни читай, на каждом новом абзаце мысль, примагниченная утренними ласками, уплывает к Каю. Неимоверным усилием воли ты возвращаешь её на место, но уже в следующее мгновение всё повторяется. Мы спали не более четырёх часов в сутки, что противоречило здравому смыслу, но ни один из нас не мог противостоять никаким доводам разума: мы хотели друг друга, и чем больше получали, тем глубже развивалась зависимость.

Глава 27. Интим

Dutch Melrose — Stay Awhile

Физически Кая было так много, что я чувствовала себя рядом с ним в безопасности. И ни разу не задумалась о том, что главная в моей жизни угроза может исходить от него.

Я влюбилась. Без памяти, без здравого смысла, влюбилась за всех несостоявшихся ухажёров, пропущенные первые поцелуи, эмоции первого тинейджерского секса.

Всё мое эмоционально-чувственное «богатство», лежавшее до этого нетронутым пластом, теперь взорвалось и вулканировало с неугасающей мощью.

Провожу рукой по его волосам:

— Это так красиво, когда волосы вьются… твои очень красивые. Я бы хотела, чтобы и у меня так же…

— Твои тоже вьются! Немного на концах.

— Совсем чуть-чуть, а так хочется, чтобы как у тебя!

— Викки, — его голос меняется на более тихий, затем переходит в шёпот, — ты когда-нибудь каталась на американских горках?

— Да.

— Помнишь то чувство, когда резко падаешь вниз с самой верхней точки?

Кай касается губами кожи на моей шее, но не статично, а медленно перемещаясь к затылку. Я наблюдаю за тем, как странно моя кожа и грудь реагируют на тепло выдыхаемого им воздуха.

— Да. Это, кажется, называется «дух захватывает»?

Он отвечает не сразу: проводит языком по коже шеи, заставив мою голову непроизвольно наклониться вперёд, и целует в то же место, одновременно выталкивая из лёгких воздух, настолько же горячий, как и он сам:

— Это то, что я чувствую, когда смотрю… как твои совсем чуть-чуть вьющиеся волосы бьются о твою поясницу и мои пальцы, вдавленные в кожу твоих ягодиц, помогая тебе двигаться, а мне проникать глубже… и ещё глубже в тебя… Ты такая тёплая внутри, даже горячая, и… нежная… тепло и нежность вокруг меня… и я пью их, не отрывая глаз от твоих чёрных прядей, и чем больше пью, тем сильнее жажда, и вот уже в моей глотке адовая сушь и жара, я мучаюсь, но напиться смогу, только если ты обернёшься и дашь мне свои губы. И вот, ты оборачиваешься, и я пью жадно, торопливо, такими большими глотками, что иногда захлёбываюсь… Я называю это «состоянием полёта».

Он откидывается спиной на кресло, берёт чашку со своим чаем и действительно жадно пьёт, а я, продолжаю открывать новые оттенки пунцового на своём лице, вглядываясь в зеркальные дверцы его гардеробной. Не сразу, но всё-таки замечаю в размытом отражении его пронзительный, почти змеиный взгляд.

В сознание Кая, его мировоззрение кем-то (или же чем-то) была заложена уверенность в том, что союз мужчины и женщины уникален. Даже наш секс всегда имел оттенок некой сакральности: ничего пошлого, сумасбродного, а тем более извращённого — никаких отклонений от задуманного природой, естественно вытекающего из анатомии и физиологии пары. И никогда он не соглашался делать это в общественных местах, хоть я и предлагала в шутку, отказывался он со всей серьёзностью, усердно стараясь дать понять, что для него это недопустимо.