Игры на раздевание - [36]

Он единственный из всех знал, как тяжело и как сложно мне проявлять эмоции, как делать это правильно и в удобоваримой для окружающих форме, если тебя рвёт на части. Он научил меня видеть, понимать, чувствовать окружающий мир, радоваться и даже общаться.

Пару месяцев спустя я стала замечать, что друзья Кая смотрят на меня иначе: не с иронией и насмешкой, даже где-то с сарказмом, удивлением и сочувствием, а такими же глазами, какими Кай с самого начала смотрел на меня. Эти взгляды мне были неприятны, и я пряталась от них на его плече, в его глазах, в его руках. Он чувствовал, видел, хмурился, иногда даже злился на них:

— Это не игры, Лейф. Тут всё намного серьёзнее.

— Насколько? Неужели женишься на ней?

После недолгой паузы я чётко слышу его ответ:

— Возможно.

Запах его кожи приобретает новую для меня характеристику — становится родным. И я не знаю, почему это происходит, но Кай начинает меняться. Его практичный подход к нашему «МЫ» всё больше видится иллюзией, потому что даже мой аутичный мозг способен видеть ЭТО: то, как он влюбляется. Быстро и до безумия красиво, забыв о нехватке времени, наполеоновских планах и друзьях, целях, мечтах, не отрывая глаз, не выпуская из рук…

— Парень, тебе нужно остыть, ты на себя не похож! — твердит ему вполголоса Лейф.

— Отвали.

— Это просто девушка, одна из тысяч, которых ты ещё встретишь, а друзья и планы, наш проект…

— Это не просто девушка, и не пяль на неё свои глаза, или я их выну из твоей черепной коробки, придурок!

— Ты больной! Реально больной! Не нужна она мне! Загляни в зеркало, познакомься с психом! Ты кидаешься на людей, и не отлипаешь от этой девочки, которая… ладно… Всё-всё, успокойся!

А потом, несколько месяцев спустя, на вечеринке мы с Лейфом готовим коктейли: он мешает, я режу фрукты. Его тягучие взгляды уже давно не новость для меня, но до этого момента он ещё ни разу мне не говорил:

— Ты очень красивая.

Сказано это было тихо. Так тихо, что даже я, стоящая к нему ближе всех, едва расслышала, но Кай в два прыжка рядом:

— Давай я!

Лейф смотрит на моего бойфренда в упор: Кай точно не мог услышать, но вот почувствовать…

— Не помнишь, — негромко припоминает ему Лейф, — «ревнующий мужчина — неуверенный в себе мужчина» — кто это говорил?

— Не помню.

— А я помню: это был ты.

У них поединок «взглядов» — иначе не объяснишь вызывающего всматривания друг в друга.

Кай действительно не отлипает. Он всё чаще прогуливает сеансы совместной работы с ребятами или внезапно срывается с неё и приезжает ко мне, куда бы ни занесла будущего педиатра учёба. Наше излюбленное место — Бёрнебийская гора, и мы проводим на ней почти всё свободное время, которого мало, но оно есть и как раз потому, что Кай добывает его из наших графиков, выжимая по капле, выковыривая дыры, подкладывая динамит и посылая к чертям всё, о чём мечтал раньше сам.

Следующим летом он не даст мне устроиться на работу:

— Я хочу видеть тебя больше, чаще… мне мало! Мало тебя, понимаешь?

И целует, действительно, как безумец, хватает на руки и сжимает ими, обещает никогда не выпускать.

У него, такого большого и сильного, сделанного из всего самого мужского, что есть в природе, такие парадоксально нежные губы. На вид и на ощупь. В словах, произносимых ими, и в поцелуях, отдыхающих или беснующихся на моей коже. Я дохожу до точки, где начинаю сомневаться в собственном диагнозе, потому что ВИЖУ ВСЁ, и вижу чётко, не мучаясь ни сомнениями, ни неверием.

Agnes Obel — It's Happening Again

Я не должна понимать любовь, но почему-то понимаю её и бесконечно нуждаюсь в Кае. В каждом его прикосновении, взгляде, слове, дыхании. Внезапно и совершенно для себя неожиданно обнаруживаю, что все мои мысли рано или поздно, причём скорее рано, чем поздно, сводятся к одному и тому же: я думаю о нём в институте на лекциях, во время практики, когда осматриваю пациентов и вчитываюсь в истории болезней, я думаю о нём, когда бегу в лабораторию, когда возвращаюсь из лаборатории, когда глотаю свой кофе в кафетерии и жую пончик, потому что теперь я, оказывается, ем пончики. Не потому ли, что их любит Кай?

Мне кажется, что красивее его лица нет, особенно в моменты, когда он, нависая надо мной, смотрит сверху вниз, когда дурачится, улыбаясь до ушей, когда смотрит искоса, уверенный, что не вижу. Любуется. И я любуюсь. Нам мало минут, часов, дней вместе. Чувств так много, что лёгким не хватает воздуха, глазам дня, рукам ночи, а в голову лезут глупейшие мысли вроде тех, когда представляешь себя одеждой на его коже.

И сны все в обнимку, прилипнув друг к дружке, прижавшись до ломоты в шее и боли в плечах, мучаясь от духоты, но ни за что не соглашаясь расстаться.

Распахнув глаза, я обнаруживаю себя в самой глубине изумрудного взгляда, в ласковых объятиях улыбки и важных для меня слов:

— А утром ты ещё прекраснее…

Кай трогает мои скулы, брови, губы, медленно отодвигает в сторону плед — хочет видеть всю. Он ничего не говорит, только смотрит, и под этим взглядом разворачивается моя женственность. То, как медленно его глаза скользят по моим юным изгибам, не скрывая восторга, не стыдясь пусть местами вызывающих, но вместе с тем исконно мужских желаний, заставляет меня чувствовать себя женщиной, умеющей возбуждать. Обязанной возбуждать.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍