Игры на раздевание - [37]

И мне это нравится…

Но ещё больше мне нравится вначале неуловимый и едва осязаемый свет в его глазах, с каждым прожитым вместе днём перерождающийся в мощное и яркое сияние.

Я не читаю романов о любви. Я не смотрю фильмов о любви. И принц в моей сказке скорее был Героем, нежели любовником, но внезапно очнувшееся во мне «женское» неустанно твердит «Это ОНА, Викки. Это любовь. Он видит тебя, чувствует. Он любит».

Это «любит» было завораживающим. Оно жило не только в его глазах, но и в ладонях, губах, в изменившемся голосе. Оно врастало в меня его заботой. Он не просто отогревал меня, он делал гораздо больше — он учил любить, показывал, как.

— Ну что? Целоваться будем?

И я повторяла за ним, привнося своё. Не играла в игры не потому, что слишком глупа, а потому, что не считала нужным. Всё, что во мне было, я показывала ему: и нежность, и привязанность, и острую необходимость в его ладонях, словах, его времени.

И он часто мне говорил:

— Я доверяю тебе.

А однажды выдал фразу, смысл которой от меня тогда ускользнул, но теперь, в сорок лет, стал прозрачным:

— Я доверяю, а значит, могу чувствовать в полную мощь… отпустить себя.

— И много той мощи?

— Очень много.

Он был слишком серьёзен в том мгновении, и одно это уже могло бы натолкнуть меня на размышления.

Глава 24. Кто она?

Она всегда была рядом с ним. Не просто рядом, а в прямом физическом и духовном смысле: Дженна — самый близкий друг и соратница моего Кая во всех его начинаниях.

Закончив BCIT — технический институт, Кай сразу нашёл работу в IT-компании, одной из немногих в то время. Днём работал на неё, а ночью и в выходные — на себя. Кай Керрфут быстро сообразил, что в растущей отрасли есть все шансы добиться успеха, однако ему не хватало времени на собственные проекты. Не долго думая, он уволился с профессионального места работы и устроился в строительную фирму, где платили больше и позволяли работать парттайм — 2–3 раза в неделю. В свободное от стройки время он генерировал идеи, которые впоследствии превращал в проекты, требующие неимоверных инвестиций времени, труда и таланта, который был и у него, и у его бессменной помощницы — художницы по имени Дженна.

Кай работал в те годы денно и нощно, и именно по этой причине его предложение жить вместе было таким скоропалительным — у него попросту не было времени на свидания, встречи, раскачивания и присматривания. Некоторые решения он принимал практически молниеносно — условия неустанно наращивающей свои темпы действительности вынуждали соображать быстро и ещё быстрее действовать.

Он хотел девушку в свою постель, потому что, невзирая на напряжённый график, зажавший его в тиски своих требований, молодое тело просило жизни. И этой самой настоящей жизнью были до отказа заполнены наши ночи и не только они — мы находили друг друга и по утрам, и днём, если у меня не было лекций или дежурства в клинике. Мы стонали в его постели от переполняющего обоих экстаза, а потом я натыкалась на пьющую на общей кухне чай Дженну, спрятавшую свой нос в очередной книжке по допотопным методам анимации.

Мой будущий муж предлагал идеи, а Дженна разбивалась в лепёшку, выжимая весь свой умственный и физический потенциал во имя их воплощения. Он годы напролёт не мог ей платить, поэтому она рисовала по ночам и в выходные, упорно оставляя на холодильнике свою часть платы за квартиру и общую еду. Её деньги так и лежали там нетронутыми в специальной коробке, а мне, как только я заикнулась о своей доле финансовых обязательств, рот тут же заткнули поцелуем, а потом добавили:

— Ещё раз пискнешь об этом — я тебя вначале отлуплю, а потом займусь с тобой животным сексом!

И мне моя женская интуиция подсказала, что нет никакой нужды в том, чтобы обижать мужское достоинство.

Утро. У нас был секс, потом душ и снова секс, не выходя из кабинки. В обычные дни, если в квартире есть кроме нас ещё люди, я стараюсь не стонать и не издавать звуков, но в то утро, мы были одни, по крайней мере, оба были в этом уверены. Кай любил меня, чередуя жадность и нежность, поощряя мои стоны ласками, просил ещё, и я не сдерживалась, радуя его и себя тем, что и в этом нам удалось добиться согласованности. Ему было мало утра, мало душа, мало меня в эти редкие мгновения наедине, поэтому со словами, «Я съем тебя сегодня!» — он нёс меня из ванной на руках всё в том же направлении — в спальню, когда наше уединение оказалось мнимым — в кухне готовила завтрак Дженна.

Каю, привыкшему жить в муравейнике, повезло больше — на его бёдрах полотенце, на мне же — только его руки, и я заливаюсь краской, едва не подавившись стыдом, повисшей в комнате неловкостью.

— Всё нормально, всё хорошо, — шепчет мне Кай на ухо, пряча мою наготу собой.

Минут двадцать спустя, за завтраком, Дженна с неподдельной улыбкой и теплотой в голосе говорит:

— У тебя очень красивые волосы. И самые длинные из всех, что я видела.

Непроизвольно я тут же тяну руки к мокрой гриве, болтающейся за спинкой барного стула, чтобы не намочить футболку — фен сломался, или сломали ребята с утра.

— Спасибо, — бормочу, застигнутая врасплох.

— А у меня вот такие — пакля, — вздыхает, едва не плача. Неужели из-за волос?